Золотые дни - Джуд Деверо

Шеймас протиснулся вперед, подошел к женщине и схватил ее за руку, но она его оттолкнула. Весь свой неизрасходованный гнев она обратила на Шеймаса и начала лупить его кулаками и пинать.

— Ну, будет, — сказал Шеймас, прижимая ее к себе.

Она была крупной, сильной, и Шеймас был единственным мужчиной, который мог ее удержать.

Эдилин едва не вскрикнула от ужаса, поскольку женщина была жутко, пугающе уродлива. Нос у нее был громадным крючком, свисавшим над заостренным подбородком.

— Пруденс, — узнала Харриет.

Эдилин это имя было незнакомо, но она догадывалась, кто мог так ненавидеть Джеймса Харкорта. Кроме того, она слышала, что жена Джеймса — далеко не красавица.

— Жена Джеймса, — пояснила Харриет.

Эдилин пришла в себя.

— Харриет! — резко окликнула она.

Харриет не отреагировала, и ей пришлось повторить оклик:

— Харриет! Послушай меня! Я хочу, чтобы ты отвела ее наверх и дала ей немного той опийной настойки, что так любит… так любил твой брат. Ты меня слушаешь?

Харриет по-прежнему не реагировала. Она тупо смотрела на распластанное на полу тело брата. Тогда Эдилин взглянула на Малькольма, глазами прося его о помощи.

— Все закончилось, — тихо сказал он и обнял Харриет. — Все закончилось. Больше он не будет тебя допекать.

— Когда это Джеймс ее допекал? — спросила Эдилин.

— Он много лет шантажировал Харриет.

— Ты знал? — спросила Харриет, подняв голову с его плеча.

— Да, мы все знали… и знали, что он вернется. Успокойся, мы отведем тебя в спальню. Шеймас! Отведи мисс Пруденс наверх. Мы дадим ей эту…

Он посмотрел на Эдилин.

— Опийную настойку, — подсказала Эдилин, в недоумении глядя на Малькольма.

Шантаж, Она невольно задумалась, каким образом Харриет удавалось расплачиваться с шантажистом. Джеймс наверняка обходился ей недешево.

— Да, это так! — сказал Малькольм, хмуро глядя на Эдилин. В его голосе звучал гнев. — То были ваши деньги, деньги вашей компании. Ими она расплачивалась с шантажистом, но Харриет защищала вас. Если вы решите посадить ее в тюрьму, знайте, что вначале вам придется сразиться со мной!

И он повел Харриет наверх. Следом шел Шеймас, прижимая к себе Пруденс.

Эдилин осталась в дверях гостиной. Мертвый Джеймс лежал на полу в десяти футах от нее. Но слова Малькольма повергли ее в больший шок, чем смерть Джеймса. Что она такого сделала, что он решил, будто она подаст на Харриет в суд? Харриет заботилась о ней многие годы. Харриет…

Эдилин больше не желала думать над тем, что ей сказали. Сейчас перед ней стояли более насущные задачи, и первым делом надо было решить, что делать с лежащим на полу мертвецом. Она медленно прошла на середину комнаты и посмотрела на мертвеца сверху вниз. Освещение было неярким, но и при этом свете Эдилин смогла разглядеть, что Джеймс вовсе не так красив, как прежде. Может, Эдилин привыкла к американцам, которые всю жизнь проводили на свежем воздухе и тяжело работали? По сравнению с ними Джеймс был бледноват и слабоват.

Как бы там ни было, Эдилин не могла понять, что она в свое время нашла в нем.

— Мисс Эдилин!

Она оглянулась на стоящего в дверях Малькольма. Эдилин даже не попыталась придать выражению своего лица приветливости.

— Харриет в порядке?

— Спасибо, ей гораздо лучше, — сдержанно ответил Малькольм. — Я наговорил вам много такого, чего не стоило говорить. Простите. Я знаю, что этот… этот человек… — Малькольм брезгливо скривился, опустив взгляд на распростертое на полу тело.

— Я понимаю, — заверила Эдилин, но она солгала. Ей было больно оттого, что Малькольму вообще могло прийти такое в голову. — Я бы никогда не сделала ей ничего плохого.

— Я знаю, но она переживает.

— Сейчас у нее есть вы. — Эдилин подняла руку, попросив его повременить с ответом. — Я думаю, что обо всем этом можно и потом поговорить. А сейчас надо что-то решить насчет тела.

— Вы хотите вызвать шерифа?

— Чтобы он дал Пруденс медаль?

Малькольм пару раз мигнул, а потом улыбнулся:

— Мы тоже так думали, но ведь вы… — Малькольм пожал плечами.

— Любила его? Возможно, я его любила. Но я была тогда школьницей, а он был красавцем. По-моему, мне можно простить ту глупость.

— Я думаю, вам все можно простить.

— Итак, что нам с ним делать? Мой пол окончательно испорчен.

Малькольм рассмеялся:

— После того как изрешетили его пулями, а теперь еще и залили кровью, вам так или иначе придется его менять. Если, конечно, в вашей жизни больше нет мужчин, по которым в любую минуту может открыться стрельба…

Эдилин тоже засмеялась и плюхнулась в кресло.

— Так что же мы будем делать с телом?

— Вам придется спросить об этом Ангуса.

Эдилин решила, что он шутит.

— Чтобы он нарядил его индейцем и свалил на него всю вину? Должна вам сказать, что эти американцы, похоже, все привыкли валить на бедных индейцев. Только на прошлой неделе… — Эдилин осеклась, взглянув на Малькольма. Судя по выражению его лица, он не шутил. — Ладно, — сказала она наконец. — Поезжайте за ним. А пока вас не будет, я упакую вещи и уеду отсюда. Перееду на ту ферму в Коннектикуте.

— Нет, — возразил Малькольм. — За ним придется поехать вам.

— Мне? Может, вы забыли, что это я всего три недели назад пыталась убить его в этой самой комнате? Если вы не можете поехать, отправьте Тэма. Ангус обожает своего кузена.

— Ангус… Ну… Он сейчас сердится и не разговаривает с нами.

— Что вы ему сделали? Хотя нет, я передумала. Не отвечайте.

— Мы не сказали ему всей правды о том, зачем приехали в Америку.

— Значит, дело не только в смерти моего дяди?

— Это мисс Пруденс оплатила наш приезд сюда. Она нас наняла, чтобы мы разыскали ее мужа.

Эдилин подняла на него тяжелый взгляд.

— Я не очень хорошо знаю законы, но мне сдается, что вы все трое можете считаться соучастниками убийства.

Малькольм пожал плечами.

— Так Ангус злится на вас за то, что вы во всем этом участвуете? С каких это пор он встал на сторону Джеймса Харкорта?

Малькольм отвел взгляд и посмотрел в окно.

— Знаешь, девочка, я не хочу тебя торопить, но, по- моему, тебе надо ехать поскорее. До рассвета осталось всего несколько часов. Я не думаю, что горничная сделает вид, что не заметила на полу мертвое тело.

— Какая из горничных? Та, что была судима за разграбление могил, или та, которая исхлестала плеткой своего отчима?