Счастье - Зульфю Ливанели

Профессор ответил:

– Я согласен с вами, но в западной культуре, представьте себе, женщина не менее виновна и грешна.

– Каким образом?

– Задумайтесь над словом «Evil».

– Да!

– Вам не кажется, что это слово идет от слова Ева?

Посол вскинул брови, задумался на мгновение и сказал:

– Возможно, вы правы, Профессор. Да, evil, то есть первородный грех. Очень правильно! Браво! Не может быть, чтобы у нас тоже не было слов с дурным значением, образованных от имени Ева…

Этим вечером они как следует набрались.

Посол тоже любил холодный виски, но не хотел класть в него лед, считая это варварством, он ставил бутылки с «Джонни Уокером» в холодильник и наполовину замораживал.

Профессор понял по его обрывочным рассказам, что тот в свое время был послом в столицах европейских государств, а после выхода на пенсию, когда умерла его жена, он купил этот дом и поселился здесь.

Считалось, что он покупает не дом, а апельсиновый сад. Потому что каменное здание было построено не для того, чтобы в нем жить, а для того, чтобы упаковывать здесь собранные апельсины и отправлять их на продажу. Но просто жить здесь было гораздо приятнее.

– На протяжении многих лет я думал, что являюсь представителем государства, – говорил посол. – А потом задался вопросом: может ли государство представлять меня? И вдруг увидел, что государство не может быть моим представителем на достаточно честном и порядочном уровне. После чего я решил порвать с миром и, уехав сюда, засесть за мемуары.

– Ну и как, написали?

– Нет. Потому что понял – источниками проблем этого государства не является отсутствие знаний или понимания. Просто нет ничего, чему можно было бы их научить. Они знают все лучше, чем вы или я. Но применяют свои знания лишь для дурных целей. В этой стране, где все решения находятся в руках системы, вы ничего не можете сделать. Народ глуп и наивен. А в стране, где народ глуп, демократия означает диктатуру и выборных королей. Поэтому я оборвал все связи с этой страной. Даже не знаю, кто сейчас у нас стал премьер-министром. Сегодняшний воробышек для меня намного важнее премьер-министра!

– А на самом деле, что с ним случилось?

Посол, хитро-прехитро улыбаясь, заплетающимся языком произнес:

– Идите. Я принес его в комнату. И там в клетке положил птенчика в вату. Я не ошибся, – пригорюнился посол. – Родители выбросили его из гнезда, но я не дам ему умереть!

В это время Мерьем лежала на верхнем этаже, в сумрачной комнатке с маленьким окном, ежась в чужой кровати. Она то впадала в сон, то просыпалась. Почему-то этот новый дом напоминал ей их садовый домик на родине. Как только она закрывала глаза, тут же словно переносилась в этот домик в саду, и, чтобы отогнать от себя склонившуюся над ней страшную чернобородую тень, изо всех сил била и пинала воздух. Однако призрак делал свое гнусное дело, и между ее ног заструилась горячая кровь… Молодая женщина стонала и, вся в поту от ужаса, просыпалась от звуков собственного голоса.

Странно, но часть ее мозга нашептывала ей: то, что случилось тогда, в садовом домике, не всегда – зло, не всегда это плохо…

Мерьем приходила в отчаяние: прошло столько времени, она уже очень далеко оттуда! Что же эти воспоминания, эта мука никак не оставят ее, почему они теперь только становятся ярче, проникают все глубже?!

Она стремилась приглушить воспоминания, выбросить их из головы, так, как это делала раньше, она так хотела остаться невинным ребенком!

А Джемаль, сидя на другом краю сада, наблюдал за двумя пьяными мужчинами и чувствовал, что его переполняет ненависть, которую ему уже трудно сдерживать. Его душила злость. Эти двое говорили на непонятном языке, может, насмехались над ним, и уж точно не считали его за человека! Они смотрели на него как на презренную тварь, которая была даже ниже, чем кто-нибудь из их работников, фермеров или слуг.

А ведь Джемаль и его товарищи жертвовали жизнями во имя того, чтобы они могли жить спокойно в этой стране! Конечно же, если бы эти гниды, эти алкоголики увидели, как Абдулла, наступив на мину, лишился ноги и глаза, они бы сразу обделались и прикоснуться к нему не смогли, чтобы помочь…

Да, они не смогли бы.

Этот человек, так называемый Профессор, был настоящим предателем своего отечества: он вывесил на яхте иностранный флаг, гораздо больше турецкого по размерам! Джемаль каждую ночь менял флаги местами и полностью завешивал эту сине-красную, похожую на пижаму тряпку почетным турецким знаменем. После того, как столько героев отдали свои жизни за честь родного стяга, никакие морские правила не могли помешать ему повесить флаг своей страны так, чтобы он развевался над иностранным флагом!

На следующее утро он принес и показал послу и Профессору стопку фотографий, сделанных в горах. На одной из них был он сам – в одежде спецназовца, с патронташем на поясе, перевязанный патронными лентами, с винтовкой G3, направленной в воздух. Он стоял на вершине горы. А голова Джемаля была гордо поднята прямо к летящим по небу облакам!

Однако старики не заинтересовались фотографиями, они лишь бегло просмотрели их, словно хотели от него побыстрее отделаться.

Теперь ясно, он их не интересует.

А если бы они хоть что-нибудь спросили, он мог бы часами рассказывать, перебирая свои военные воспоминания!..

Из-за того, что на протяжении трех дней стояла влажная погода, весь мир казался омытым дурманным апельсиновым цветом. Голова кружилась не только у Профессора с послом, но и у Джемаля, который то проводил время на яхте, то в каком-то странном отупении дремал в саду.

Окна были распахнуты, но ставни полуприкрыты, и запах, проникая в сумрачную комнату, действовал как лекарство, исцеляя раны Мерьем. Запах апельсиновых цветов просачивался сквозь ставни и будто укутывал ее. Этот плотный дурманящий аромат, словно добрые руки няни, гладил ее по голове, по волосам, ласкал щеки и губы. В редкие моменты, когда она приоткрывала глаза, ей смутно виделись бабочки. Синекрылые с желтыми пятнами, они летали над ее лицом, садились на волосы и покрывали постель…

Целительный запах апельсиновых цветов и синекрылые бабочки за несколько дней привели ее в чувство. Она начала приподниматься и есть еду, которую приносил Профессор, пока она спала.

И однажды утром она проснулась, ощущая невероятный жизненный подъем и прилив животворной энергии. Вырвавшись из болезни, воспоминаний о поте и крови, о боли и позоре, Мерьем встала с кровати. Исчезла головная боль, не ныло тело.

Открыв ставни, она разрешила дневному свету наполнить комнату – словно руки и ноги опустила в родниковую воду!

С правой стороны из-за горы восходило алое солнце. Без устали щебетали воробьи, свившие гнездо на кипарисе.

Все ее существо наполнилось ощущением счастья.