Путешествие налегке - Туве Марика Янссон

— Вот этот снимок сделан на Хамнхольмене. Я стояла рядом с Себастьяном, на мне — белое платье. Лоскуток от платья еще остался.

Посмотрев на фотографию, Ванда сказала:

— Это не ты, это кто-то другой. Фотографию засветили, и мне пришлось отрезать край. Ты любишь кетчуп?

— Нет, не люблю. Ты знаешь, где сейчас Себастьян?

— Быть может, знаю. Но видишь ли, дружок, этот адрес — секретный, я обещала его никому не давать. Что бы обо мне ни говорили, я, во всяком случае, беспристрастна. Вообще-то — это не Хамнхольмен, это Эггшер. И тебя в тот раз в компании не было. Забавные вещи происходят с человеческой памятью! Кое-что исчезает, а кое-что никогда не забывается. Твои воспоминания важны для тебя? Будь откровенна, подумай… то время, когда вам так легко жилось, эта комната… Тебе хочется обратно, в прошлое, ты тоскуешь, не так ли?

— Теперь больше не хочется, — ответила Стелла. — Кажется, вода закипела.

Но вода не кипела: газ в баллонах кончился.

— Я ужасно огорчена, — сказала Ванда. — Надеюсь, ты простишь меня?! Я могу спуститься вниз и одолжить газовый баллон у фру Лундблад, но она — такая неприятная…

— Оставь… Она, наверное, моет лестницу.

— Ты встретила ее? Что она сказала?

— Мы поболтали немного о том о сем.

— А что она говорила обо мне?

— Ничего.

— Ты уверена?

— Да, она ничего о тебе не сказала. Ванда, здесь очень душно, ты не можешь ненадолго открыть окно?

Весенний вечер, прохладный и живительный, ворвался в комнату.

— О, это окно! — сказала Ванда. — Тут вы стояли и смеялись, ты и Себастьян… Вы смеялись над нами. Что вас так забавляло? Над кем вы смеялись?

Голос Ванды, бесстрастно-настойчивый и властный, вывел Стеллу из себя; в приступе внезапного гнева она ответила:

— Ни над кем! Или над всеми и над всем! Над чем угодно, потому что мы были счастливы! Мы смотрели друг на друга и смеялись, мы играли. Неужели так трудно понять?

— Но почему ты злишься? — огорченно спросила Ванда.

— Я устала. Ты слишком много болтаешь.

— Разве? Как глупо, какое легкомыслие с моей стороны. Я ведь вижу, что тебе живется несладко. Ты так переменилась. Что-нибудь стряслось? Расскажи мне, Стелла! Садись сюда, на диван. Тебя взволновали эти фотографии? Но это ведь лишь невинные старые воспоминания, чего же их бояться!

— Да, ты права, они невинные. В этой мастерской также обитала невинность. Это было место, где царила доброжелательность, где все было ясно, где работали и верили друг другу, это было честно, понимаешь. Я всегда вспоминаю о мастерской, когда не могу заснуть.

— Ты плохо спишь? Это нехорошо. Совсем нехорошо. Стелла, послушай меня, ты сама на себя не похожа. Ты советовалась с врачом? И то, что ты забываешь разные вещи… Хотя это, пожалуй, не так страшно, не думай об этом.

— Лифт! — закричала Стелла. — Он снова поднимается. Разве ты не слышишь, лифт поднимается!

На этот раз он поднимался на пятый этаж. Ванда закрыла окно и наполнила бокалы. Она снова заговорила:

— Он покупал мне иногда граммофонные пластинки, хотя они стоили недешево. И другие великие артисты также приносили время от времени пластинки. Даже свои собственные… Мы танцевали до самого восхода, и знаешь, что я делала тогда? Я вставала на стол и, чокаясь с вами, кричала: «Да здравствует солнце!» И, когда праздник подходил к концу и все уходили домой и оставались только мы одни, мы с Себастьяном… Стелла? Хочешь послушать музыку? Старая пластинка, он подарил ее мне. «Evening Blues».

— Нет, не сейчас.

У Стеллы разболелась голова, она чувствовала мучительную боль в затылке. Лифт снова поднимался, почти до самой крыши. В этой изменившейся комнате был всего лишь один-единственный предмет, который она узнала, — книжная полка; протянув руку, она коснулась ее.

— Я смастерила ее однажды вечером, — сказала Ванда. — Она довольно хорошо сделана, не правда ли?

Стелла воскликнула:

— Неправда! Это моя книжная полка, я сама ее смастерила!

Ванда откинулась на спинку кресла и, слегка улыбнувшись, произнесла:

— Что ты говоришь? Старая книжная полка? Ты получишь ее, получишь в подарок. Стелла, дружок, я боюсь за тебя. Где ты потеряла свои глазки-звездочки? Что с тобой, можешь мне сказать? Ну вот, ты снова берешь сигарету. Ты слишком много куришь. У тебя нездоровый вид. Расслабься, прошу тебя. Не пытайся вспоминать, как все было, тебя охватывает лишь неуверенность и печаль. Не правда ли, будь откровенна, ты чувствуешь лишь неуверенность и печаль? Это было так давно, и ты знаешь: годы не пощадили тебя. И вообще, что такое книжная полка? Ровно ничего. Подумай о чем-нибудь приятном. Ты помнишь Томми? Он был так мил, ты ему нравилась. Он говорил всегда: «Мы должны оберегать нашу бедную милую Звездоглазку, ей все хорошо, она верит всему, что ей говорят, она — наше маленькое помойное ведро, куда все всё бросают и для всего находится место…» Стелла прервала ее:

— Пожалуй, не будем больше говорить о тех временах. Поговорим о том, что происходит сейчас. За стенами этого дома.

— Что ты имеешь в виду, говоря «за стенами этого дома»?

— Во всем мире — о великих переворотах, о всех бурных событиях, обо всем важном, что происходит все время, повсюду. Мы можем поговорить об этом.

Видя, что Ванда не понимает, она добавила:

— О том, что пишут в газетах.

— Я не выписываю газет, — сказала Ванда. — Стало быть, ты нравилась Томми. Ты нравилась всем моим друзьям; можешь мне поверить — ничего общего с состраданием в этом не было…

— Лифт! — воскликнула Стелла. — Он снова поднимается.

— Да, он снова поднимается.

— Ты ждешь кого-нибудь или боишься?

— Чего боюсь?

— Воров, Ванда, всех воров, что явятся и отнимут твои вещи.

Ванда пристально посмотрела на свою гостью и произнесла:

— Не будь ребенком! Сюда никто не явится.

Немного погодя она продолжила:

— Ты напоминаешь мне кое- кого, ну из тех, кого было жаль и кто приходил сюда, только чтобы поесть. Одна такая всё ела и ела и никогда не произносила ни слова. Как забавно — она была похожа на тебя. Бедняга! Она всюду следовала за мной по пятам. И знаешь, что она сказала однажды: «Ты такая сильная, ты — словно ток высокого напряжения… С тобой идешь быстрее, с тобой живешь полной жизнью!» А потом она исчезла. Никто не знал куда, и никого это не интересовало… Стелла! Что с тобой? Тебе нехорошо?

— Да… — ответила Стелла. — Мне нехорошо. У тебя есть аспирин?

— Конечно, сейчас… Прошу тебя, дружок, приляг на диван, хоть ненадолго. Да, да, я настаиваю на этом. У тебя ужасный вид, тебе необходимо отдохнуть. Ни слова. Обещай мне пойти к доктору, ведь это так просто!