Охотники на фазанов - Юсси Адлер-Ольсен

Кимми так и не узнала, откуда они раздобыли ключ. Они явились к ней неожиданно — со зрачками размером с булавочную головку и покрасневшими от героина ноздрями. Ни слова не говоря, они набросились на нее, прижали к стене и сорвали платье.

Она не произнесла ни слова. Ибо знала, что крики жертвы еще больше распаляют их — ведь ей не раз случалось это наблюдать. Все в группе ненавидели нытье, в том числе и сама Кимми.

Они швырнули ее на журнальный столик, даже не освободив его от разных мелочей, и принялись насиловать. Ульрик уселся ей на живот и огромными ручищами развел колени. Сначала она пыталась молотить его по спине, но сквозь наркотический дурман и слой жира ее удары до него не доходили. Да и какой толк было сопротивляться? Она знала, что Ульрику это даже нравится. Избиение, издевательство, насилие — все, что только могло служить вызовом общепринятой морали. Для Ульрика не существовало никаких запретов, он испробовал решительно все. Одного он не мог добиться — чтобы возбуждение являлось, как у других, по первому зову.

Кристиан же подошел и трахал ее, доказывая свою власть, пока глаза у него не побелели и на губах не появилась самодовольная улыбка. Дитлев стал вторым и, моментально закончив, впал в свою обычную судорожную трясучку. Затем к делу приступил Торстен.

И в это время на пороге неожиданно показался Бьярне. Она видела его лицо: в глазах его постепенно проступало чувство унижения, он сломался перед единством группы и встал на сторону большинства. Она крикнула ему, чтобы он уходил, но Бьярне не ушел.

Когда Торстен закончил, Бьярне последовал примеру остальных. Прочие громко возликовали.

Глядя на его побагровевшее лицо, ставшее совсем чужим, она впервые ясно поняла, к чему ее привела такая жизнь.

И тут она смирилась, закрыла глаза и уплыла в беспамятство.

Последнее, что она услышала, был хохот парней, поднявшийся, когда Ульрик попытался повторить свой подвиг, но так и не смог.

Это был последний раз, когда она видела всю группу вместе.

Вот, деточка, сейчас мама покажет, что она тебе припасла.

Распеленав завернутого в тряпочку человечка, Кимми постояла над ним, любуясь. Какое чудное божье творение! Эти маленькие пальчики на ручках и ножках! Эти крошечные ноготки!

Затем она развернула пакетик и выставила содержимое над высохшем тельцем.

— Милле, посмотри! Видела ты когда-нибудь что-то подобное? Именно это нам сегодня и нужно.

Она дотронулась до маленькой ручки:

— Правда же, мама горячая? Да, мама горячая! — ответила она сама себе и рассмеялась. — Мама всегда такая, когда ждет чего-то хорошего. Уж это ты знаешь.

Кимми выглянула в окно. Был последний день сентября. Как тогда, двенадцать лет назад, когда она переехала к Бьярне. Только тогда не шел дождь, насколько ей запомнилось.

Сделав свое дело, они оставили ее лежать на журнальном столике, а сами развалились на полу и принялись нюхать кокаин. Нанюхавшись почти до отключки, они хохотали так, что чуть не лопнули, а Кристиан похлопал Кимми по голым ляжкам — вероятно, в знак примирения.

— Давай присоединяйся! — крикнул ей Бьярне. — Не будь такой недотрогой. Тут же все свои!

— Все, конец! — огрызнулась она. — С этим покончено.

Она видела, что они ей не верят. Считают, что никуда она от них не денется и приползет как миленькая. Но она знала, что ничего подобного. В Швейцарии же она обходилась без них, обойдется и теперь.

Подняться ей удалось не сразу. Внутри все горело, ныли растянутые бедренные суставы, болела шея, давило унижение.

Вернувшись домой в Ордруп, она вновь в полной мере испытала то же чувство.

— Да ты вообще хоть что-нибудь можешь делать как следует? — издевательски приветствовала ее Кассандра.

На другой день Кимми узнала, что фирма «Натилус трэдинг», где она работала, куплена Торстеном Флорином и работы у нее больше нет. Один из служащих, с которым они раньше были в дружеских отношениях, вручил ей чек и сообщил, что, к сожалению, она уволена: Торстен Флорин производит кадровые изменения. И если она чем-то недовольна, с жалобами нужно обращаться непосредственно к Флорину.

Она отнесла чек в банк и там узнала, что Бьярне снял все деньги и закрыл счет.

Их план состоял в том, чтобы ни в коем случае не выпустить ее из-под своего влияния.

После этих событий Кимми несколько месяцев прожила в своей комнате в ордрупском доме. По ночам брала в кухне еду, днем спала. Лежала в постели, стиснув в руке игрушечного медвежонка и поджав под себя колени. Нередко Кассандра являлась под дверь и принималась орать, но Кимми не воспринимала окружающее.

Она никому ничего не должна. И она была беременна.

— Как же я обрадовалась, когда узнала, что ты должна у меня родиться! — Кимми улыбнулась малютке. — Я с первой минуты знала, что ты — девочка и тебя зовут Милле. Правда же, это просто чудо! И это так здорово!

Она повозилась с малюткой и снова завернула тельце в тряпочку. Вся в белом, Милле была ни дать ни взять младенец Иисус!

— Я так радовалась, что ты будешь у меня и мы будем жить с тобой в доме, как все люди! Как только ты бы родилась, мама нашла бы себе работу, а по вечерам забирала бы тебя из яслей, и мы бы все время проводили вместе.

Кимми достала сумку, поставила ее на кровать и положила на дно одну из гостиничных подушек. Получилось тепло и уютно.

— Да, мы бы с тобой жили в доме совсем одни, а Кассандра пускай бы убиралась куда хочет.

Кристиан Вольф стал названивать ей за неделю до своей свадьбы. Мысль о том, что он будет связан какими-то обязательствами, и ее постоянные отказы доводили его до безумия.

Это лето было ненастное, но радостное, и жизнь Кимми понемногу наладилась. Осталось позади все то страшное, чем они занимались прежде, теперь на ней лежит ответственность за живое существо, которое скоро родится.

А прошлое умерло.

И только когда в комнате Кассандры появились Дитлев Прам и Торстен Флорин, она поняла, насколько ошибалась. Их оценивающие взгляды напомнили ей, насколько опасны могут быть эти двое.

— Тебя пришли проведать твои старые друзья, — щебетала Кассандра, вышедшая к гостям в самом своем прозрачном летнем платьице.

Когда ее стали выпроваживать из ее владений — эта комната у нее называлась «my room», — она очень упиралась, но предстоящее объяснение не было предназначено для ее ушей.

— Я не знаю, зачем вы явились, но требую, чтобы вы ушли, — заявила Кимми, прекрасно зная, что это будет лишь вступление.

— Ты слишком прочно с нами связана, — сказал Торстен. — Мы не потерпим, чтобы ты вышла из нашей компании. Кто знает, что придет тебе в голову.

— Вы что, воображаете, что я надумаю покончить с собой и оставлю нехорошие письма?