Сен-Жермен. Человек, не желавший умирать. Том 2. Власть незримого - Жеральд Мессадье

Себастьян кивнул.

— Но для нее вы еще и стратег, это и есть причина вашего возведения в генеральское звание. Что официально оправдывает назначенное вам армейское жалованье: десять тысяч флоринов.

Сумма была внушительной даже для русского генерала.

— Я напишу ее величеству, чтобы смиренно поблагодарить, — ответил Себастьян. — Но объясните мне теперь это имя — Салтыков.

Алексей Орлов улыбнулся и погладил подбородок.

— Мой добрый друг, вы же знаете, армия целиком привержена русской партии. Сен-Жермен — не самое удачное имя для русского генерала. Стало быть, нужно было что-то русское, вот императрица и выбрала это.

— Но ведь существует же настоящий Салтыков, вы это прекрасно знаете!

— В самом деле, его назначили воспитателем великих князей. И он в курсе, что у него появился родственник с такой же фамилией, — ответил Орлов, по-прежнему улыбаясь.

— То есть я?

— Верно. Неужели вам зазорно состоять в родстве с воспитателем детей самой императрицы?

— Нет, что вы, это высокая честь, — ответил ошеломленный Себастьян. — Но означает ли это, что я должен принимать участие в ваших войнах?

— Если мы и дальше сможем пользоваться вашими добрыми советами, это будет в согласии с вашим званием. Но никто не упрекнет вас в дезертирстве, если вы не ринетесь в ближайший же бой.

При этих словах Алексей Орлов встал, подошел к двери, кликнул Федора и попросил его принести некую красную сумку, лежащую под кучерским сиденьем его кареты.[49]Через несколько минут Федор вернулся, вручил сумку своему брату и вышел. Алексей открыл ее, достал оттуда футляр с гербами, а из него пергаментный свиток, который и протянул Себастьяну.

«Мы, Екатерина II, Императрица Всея Руси…»

Легкое головокружение охватило Себастьяна. Граф Салтыков назначался в штаб со званием генерала и советника ее императорского величества. Императорская печать подтверждала подлинность документа.

— Но Салтыков! — воскликнул он.

— Прочтите вот это, — отозвался Орлов, протягивая Себастьяну другой документ.

Новая грамота занимала целых две страницы: в благодарность за услуги, оказанные престолу, ее величество жаловала графу де Сен-Жермену имение Ново-Лиево в две сотни гектаров, равно как усадьбу и два хутора близ Старицы, и возводила его в графское достоинство.

— Удовлетворены теперь? — спросил Орлов.

— Как может быть иначе?

— Григорий все предусмотрел.

Себастьян задумался. Его судьба оказалась связана с судьбой русского императорского трона теснее, чем он предполагал.

— А скажите мне, — продолжил Алексей, — как поживает ребенок, которого от вас родила баронесса Вестерхоф?

— Увы, никак. Умер от крупа. Все мои познания в медицине оказались бессильны его спасти.

— Жаль. Как вы, возможно, знаете, он приходился двоюродным братом царевичу Павлу.

Себастьян вспомнил, как пришлось забирать ребенка из Санкт-Петербурга и как принцесса Анхальт-Цербстская призналась, что баронесса была единоутробной сестрой императрицы. Орлов долго смотрел на графа испытующим взглядом.

— За ребенком приезжали вы сами или ваш сын?

— Я. А почему вы спрашиваете?

— Григорию показалось, что у вас какой-то странный, рассеянный вид.

— Еще бы! — ответил Себастьян.

— Жаль, что ребенок умер, — продолжил Орлов. — Быть может, вы могли бы стать отцом будущего царя.

— Что вы такое говорите?

— То, что вы слышали. Павлу сейчас шестнадцать лет, и он проявил свой истинный нрав. Ненавидит собственную мать и сам — вылитый портрет своего батюшки. Это опровергло все слухи об отцовстве Сержа Салтыкова.

Орлов закурил сигару, взяв щипцами уголек из камина.

— Он такой же яростный германофил, как и его отец, и ненавидит Россию, — продолжил он.

— Но не собираетесь же вы устранить шестнадцатилетнего юношу? — заметил Себастьян.

— Не я, конечно, — ответил Орлов, пожав плечами. — Он дождется, что его истребят другие. Настает такой момент, когда человеческое существо, наделенное определенной властью, перестает быть самим собой и становится заложником. Но это в будущем. У Екатерины впереди еще много лет царствования.

— За что Павел ее упрекает?

— За ее жизнь. И за смерть своего отца.

Себастьян вспомнил рассказ Барбере об убийстве царя Алексеем.

— Как он умер?

— Предполагаю, что ваш друг Барбере вам рассказал.

— Почему вы говорите, что я мог бы стать отцом следующего царя?

— Потому что при нынешнем положении не исключено, что императрица могла бы указать своим наследником вашего сына.

— А Павел будет отправлен в изгнание, как Иван Шестой?

— Почему бы и нет? В любом случае исчезновение Петра Третьего и Ивана Шестого не было потерей ни для кого.

От такого цинизма Себастьян содрогнулся. И поздравил себя с тем, что вызволил своего внука из этого кровавого театра. Власть снова вызвала у него отвращение.

Выйдя из кабинета, Орлов и Себастьян натолкнулись на вопросительные взгляды маркграфа и остальных. И ответили на них сияющими улыбками.

По возвращении в Трисдорф Себастьян показал генеральский патент маркграфу, вызвав у того еще большую оторопь.

Осень 1770 года подходила к концу, когда Александр сообщил письмом, что его мать, Даная Полиболос, княгиня Маврокордато, скончалась. Она не вставала с постели несколько недель, страдая от головокружений, и умерла во сне две недели назад.

Она тоже не увидела Грецию свободной.

Себастьян взял с собой Франца и немедленно отправился в Лондон. Он нашел Александра подавленным и растерянным. Сын долго плакал на плече отца, потом воскликнул:

— Неужели вечно придется жить с призраками? Сначала с призраком Соломона, а теперь и моей матери!

— Таков удел памяти. Не позволяйте ей оттолкнуть вас от вашего сына или причинить ему горе.

Юный Пьер, в Англии Питер, тоже казался растерянным. Ему было уже семь лет. Себастьян подозвал внука и взял на руки. Странный союз — три поколения одиноких. Себастьян внезапно осознал, как отчаянно теперь в Блю-Хедж-Холле не хватает женского присутствия. Во всяком случае, в мире этого ребенка. Но еще хуже было бы для мальчика попасть в мир аристократии, будь то английской, немецкой или французской. Себастьян избавил его от русских династических распрей не ради спесивой пустоты вечеров в замках, охоты, Wirtschaften, пантомим, обжорства и пьянства. Пьер не будет ни заложником в политической грызне, ни разодетым бездельником.