Частное расследование - Фридрих Незнанский

Что же касается замужества, то с хорошим приданым и пенсией жениться можно и на русалке, лишенной, как известно, не только ног одних.

Потом, ведь левая рука — это не правая, если уж на то пошло. Да и без рук есть специалисты: хочешь — на скрипке сыграют, хочешь — в карман к тебе залезут.

Ему же, папе, надо теперь просто быть позубастей, напоминать и требовать, не быть таким скромнягой, каким он был все время до сих пор.

Покруче надо быть, покруче.

Придя к такому выводу, Альберт Петрович решил пойти принять душ, чтобы смыть с себя кроме грязи еще и эту кошмарную полосу невезения, и, зажигая в ванной свет, вдруг с отвращением почувствовал, что выключатель липкий, как вареньем перемазанный.

Нет, руки чистые!

А выключатель? Тоже чистенький на вид.

Да нет же, липнет!

Что за оказия?!

А стенка рядом?

Нет, не липнет!

А ручка двери?

Тоже нет.

А морозилка в коридоре?

О! Морозилка липнет! И как еще! Руки не отдерешь!

Через двадцать минут непрерывного экспериментирования Альберт Петрович точно установил, что все, что имеет отношение к электричеству и в данный Момент включено, к его рукам липнет, а все остальное-' нет. При этом, что странно, и руки и предметы были абсолютно чисты и, например, тот же холодильник после выключения его из сети липнуть к рукам переставал.

«Занятно, — подумал Альберт Петрович, — такое чудо только здесь, в квартире, или везде?»

Он вышел на лестничную площадку, открыл распределительный щиток и осторожно, действуя лишь одной рукой, едва-едва, опасливо прикоснулся лишь к одному проводу: чтоб током не ударило.

И тут же ощутил: вот это он прилип! Прилип, как приварился! Наглухо! Гораздо хуже, чем к железу на морозе! Нет, здесь только с мясом отдерешь теперь!

Почувствовав такое, Альберт Петрович как-то резко испугался и даже вскрикнул чуть, сквозь зубы, заполошно, сдавленно.

Пытаясь отодрать прилипшую руку, он сунул в щиток и вторую, обезумев от какого-то просто утробного страха. Вторая рука, трясущаяся, суетящаяся, схватила сначала первую руку, прилипшую, а потом, пытаясь освободить ее, наткнулась там, в щитке, на провод номер два.

«Так что в смерти Невельского не было ничего особо странного, — размышлял Кассарин-младший, измеряя шагами свой кабинет. — Удивительный факт всплыл сразу после его похорон, точнее, прямо почти на похоронах».

Невельского хоронили, как и положено майору, без лишней помпы, на Истряковском кладбище.

«Странно устроена жизнь, — подумал тогда Кассарин, идя за гробом Невельского. — Возможно, те самые могильщики, что-напоили тогда «Сахрой» группу, посланную Невельским сюда, на кладбище, для ликвидации Турецкого, пили тогда эту самую «Сахру» над уже раскопанной для самого Невельского могилой. Тогда была осень и земля была еще мягкой. Они копали могилы впрок и пили «Сахру».

Именно странная сентиментальность, охватившая в тот момент Василия Васильевича Кассарина-младшего заставила его во время процедуры погребения Невельского отойти метров на семьдесят в сторону, чтобы глянуть на последний результат жизнедеятельности Невельского, продукт его кипучей работы, а именно глянуть на могилы С. А. Грамовой, О. А. и Н. Ю. Грамова, а также на чисто ритуально-фиктивное захоронение М. А. и А. А. Грамовой, от которых, как знал Кассарин, остался один лишь прах, доставленный в Москву Турецким на рейсе СУ-0231 из Еревана.

Каково же было удивление Кассарина-младшего, когда он обнаружил вместо аккуратного семейного некрополя хамски перерытый-перекопанный участок, с криво торчащими временными пирамидками-памятниками… Целым и невредимым можно было признать лишь ритуально-фиктивное захоронение, содержащее уже упомянутый прах, порошок…

Что сей сон означает?!

Кассарин почувствовал, как внутри у него все внутренности мгновенно похолодели, став такими же ледяными, как у его бывшего сослуживца Невельского, которого как раз в это самое время зарывали в ста двадцати шагах отсюда.

Одних — зарывают, а других — разрывают… — подумал

Кассарин-младший и, не дожидаясь окончания траурной церемонии, зашагал к зданию администрации кладбища.

Сокращая дорогу и шагая между могил, Кассарин даже и не предполагал, насколько он в своих рассуждениях был близок к истине в данный момент, близок к скрытому, но в общем-то ясному по своей гуманности смыслу происходящего… «Одних— зарывают, а других— разрывают»— эта мысль была абсолютно точна как в прямом, так и в переносном смысле.

Но Кассарин-младший об этом не знал.

— Да, — подтвердили в администрации, — могилы, о которых вы говорите, были разграблены. Подчистую причем. Их так и оставили пустыми, как у нас говорят, «нараспашку»… Наши уже сотрудники их закидали кое-как… А что мы можем сделать? На это денег нам не выделяют. А вы, видно, родственник? Так вы и займитесь! Нет, все могилы раскопали не одновременно. У нас записано: смотрите. Работали по графику: сначала С. А. Грамову. И на другой же день забрали тело мужа: А. Н. Грамова. И, наконец, затем уж О. А. и

Н. Ю. Грамовых, — вот, значит, дочку с внуком. Да пожалуйста, да хоть сто раз перепишите. Откуда же я знаю кто? В милицию? Конечно! Они, я думаю, конечно, тоже ничего не знают. Здесь много банд орудует, «археологов» так называемых… А что мы можем сделать? У нас ни средств, ни штатов: мы ж не КГБ. Какие ж шутки здесь? Пожалуйста, пожалуйста.

В тот же вечер Кассарин вышел на «своих», комитетских людей, внедренных к «археологам», и выяснил мгновенно, что «археологи» и сами рады бы узнать, кто «Грамовых разул». В их «археологической среде» объявлена за это даже премия чего-то чуть ли не в сто тысяч, кто это сделал? Кто-то неизвестный. Кто-то «незаконно» стал орудовать на их исконной, Истряковской территории — то ли чечня, то ли солнцевские. Еще агент просил сообщить, что если МБ узнает, кто «Грамовых разул», то пусть он не таит: все три истряковских группы «археологов» на это скинутся, отблагодарят. А с разорителями наших-то, родных, могил они и сами мигом разберутся.

Эта «археологическая» история сильно выбила Кассарина из колеи. Он потерял, наверное, не менее двух дней, подробно, досконально разбираясь с «археологами».

Еще два дня Кассарин упустил, «шифруя» срочно «Витамин С» и последнего, кто мог с ним обращаться, — Чудных Бориса Валерьевича. Обстановка приобретала настолько опасный, чреватый Бог знает чем окрас, что следовало перестраховаться дважды, трижды!

Чудных он устроил в сейфовый блок внутренней тюрьмы, в хороший блок, прекрасно оборудованный, с сауной и бассейном. И вместе с тем — не выйти, не войти. Живи и радуйся на полном автономе. Как в подводной лодке.

А психотрон Кассарин стал держать всегда перед глазами, при себе. Упаковав его в две сумки, снабдив каждый блок генератора отдельно, а сами сумки отдельно индивидуальными радиоизотопными датчиками, исключающими подмену, и идентификаторами, настроенными только лично на него, на Кассарина, и, таким образом, всегда распознающими хозяина. Все системы были продублированы трижды и в совокупности имели не менее чем три миллиона лет наработки на отказ. Это была очень надежная электроника: на нее не действовал ни гипноз, ни электромагнитное излучение, ни акустика. Ее можно было, конечно, уничтожить — заодно с «Витамином С», конечно, можно было, но! — не украсть, не обмануть, не заболтать…