Песнь небесного меча - Бернард Корнуэлл

А потом мы стояли молча.

Виллибальд непрерывно болтал, но мы с Этельфлэд едва ли слушали его. Я смотрел на нее, она улыбалась мне, и солнце освещало тот весенний высокий холм, над которым пели жаворонки. Но я слышал только гром, сотрясавший небо, видел только волны, разбивающиеся о скалы в белой ярости, и затопляемый корабль, и его отчаявшуюся тонущую команду.

Этельфлэд была влюблена.

— Твой отец посылает тебе свою любовь, — сказал я, обретя наконец дар речи.

— Бедный отец, — проговорила Этельфлэд. — Он на меня сердится?

— С виду он ни на кого не сердится, — ответил я. — Но должен бы сердиться на твоего мужа.

— Да, — спокойно согласилась она. — Должен.

— Я здесь для того, чтобы договориться о твоем освобождении, — продолжал я, отметя в сторону уверенность, что освобождение — последнее, чего сейчас желает Этельфлэд. — Ты будешь рада узнать, моя госпожа, что все уже решено и скоро ты будешь дома.

Она не выказала радости, услышав эту новость. Отец Виллибальд, не сознавая ее истинных чувств, просиял, глядя на нее, и Этельфлэд одарила его кривой улыбкой.

— Я здесь для того, чтобы причастить тебя, — сказал Виллибальд.

— Мне бы этого хотелось, — серьезно ответила Этельфлэд. Потом подняла на меня глаза, и на лице ее на мгновение отразилось отчаяние. — Ты подождешь меня? — спросила она.

— Подожду?

Меня озадачил этот вопрос.

— Подождешь здесь, пока дорогой отец Виллибальд будет молиться со мной в доме? — объяснила она.

— Конечно, — ответил я.

Этельфлэд благодарно улыбнулась и повела Виллибальда в дом, а я пошел к укреплениям, взобрался на невысокий вал, наклонился над согретым солнцем палисадом и уставился на ручей, лежащий далеко внизу.

Корабль с драконом, резная голова которого была уже снята, входил на веслах в ручей, и я наблюдал, как люди отвязывают цепь сторожевого корабля, преграждавшую вход в Хотледж. Тот был привязан за нос и за корму тяжелыми цепями, прикрепленными к массивным стволам, торчащим из илистых берегов; его команда сняла цепь с кормы и вытравила ее с помощью длинного каната. Цепь легла на дно ручья, и корабль повернулся на прибывающей воде прилива, удерживаемый цепью на носу. Он повернулся, как створка открывающихся ворот, и освободил проход.

Вновь прибывшее судно прошло мимо, и команда сторожевого корабля потянула за канат, чтобы вернуть цепь на место и снова поставить корабль поперек русла.

На заграждающем корабле находилось не меньше сорока человек, и они были на борту не только для того, чтобы тянуть канаты и травить цепи. Борта корабля были надстроены толстыми досками, поэтому его бортовая линия находилась куда выше бортовой линии любого судна, которое могло бы на него напасть. Атаковать сторожащий русло корабль было все равно, что штурмовать палисад форта.

Корабль с драконом скользнул вверх по Хотледжу, проходя мимо судов, вытащенных высоко на илистый берег — туда, где люди конопатили их волосом и дегтем. Дым от костров под горшками с дегтем поднимался вверх, туда, где кружили чайки, чьи крики резко раздавались в полуденном теплом воздухе.

— Шестьдесят четыре корабля, — сказал Эрик.

Он поднялся на вал и встал рядом со мной.

— Знаю, — ответил я. — Сосчитал.

— А на следующей неделе у нас здесь будет сотня команд.

— И у вас кончится еда, когда придется кормить столько ртов.

— Здесь много еды, — отмахнулся Эрик. — Мы ставим верши на рыбу, ловушки на угрей, ловим сетями дичь и хорошо едим. А будущее серебро и золото позволяет покупать много пшеницы, ячменя, овса, мяса, рыбы и эля.

— И в придачу позволяет покупать людей, — сказал я.

— Да, — согласился он.

— Таким образом Альфред Уэссекский платит за собственное уничтожение.

— Похоже на то, — тихо проговорил Эрик.

Он пристально смотрел на юг, туда, где над Кентом громоздились огромные облака. Сверху они были серебристо-белыми, а снизу — темными, нависшими над далекой зеленой землей.

Я повернулся, чтобы взглянуть на лагерь в кольце укреплений, и увидел Стеапу — тот шел, слегка прихрамывая, с перевязанной головой. Он только что появился из хижины и, похоже, был слегка пьян. При виде меня он помахал и сел в тени стены дома Зигфрида, где вроде бы заснул.

— На что, по мнению Альфреда, вы будете тратить деньги выкупа, как ты считаешь? — спросил я, снова повернувшись к Эрику.

— Но что он может с этим поделать?

— Я не об этом, — сказал я, пытаясь намекнуть на то, каков ответ на мой вопрос.

По правде говоря, если семь или восемь тысяч норманнов появятся в Уэссексе, у нас будет только один выход — сражаться. И я подумал, что битва будет ужасной. Это будет даже более грандиозное кровопролитие, чем сражение при Этандуне, и исходом его, скорее всего, станет воцарение нового короля Уэссекса и новое название для королевства. Может, Земля Норвежцев?

— Расскажи мне о Гутруме, — внезапно попросил Эрик.

— О Гутруме?

Я посмотрел на него, удивившись такому вопросу. Гутрум был братом Гизелы и королем Восточной Англии, но какое он имел отношение к Альфреду, Этельфлэд и Эрику, я не мог себе представить.

— Он христианин, верно? — спросил Эрик.

— Так он говорит.

— Так христианин или нет?

— Откуда мне знать? Он заявляет, что христианин, но я сомневаюсь, чтобы он перестал поклоняться истинным богам.

— Он тебе нравится? — тревожно спросил Эрик.

— Гутрум всем нравится, — ответил я.

И это была правда, хотя меня не переставало удивлять, что такой приветливый и нерешительный человек так долго продержался на троне. Я знал — моему шурину это удалось лишь потому, что его поддерживал Рагнар, брат моей души, и никто не хотел сражаться с дикими войсками Рагнара.

— Я тут подумал… — начал Эрик — и замолчал.

И по его молчанию я внезапно понял, о чем тот мечтает.

— Ты подумал, — выложил я жестокую правду, — что вы с Этельфлэд можете взять корабль, возможно корабль твоего брата, и отправиться в Нортумбрию, где вы будете жить под защитой Гутрума?

Эрик уставился на меня так, словно я был волшебником.

— Она тебе рассказала?

— Мне рассказало твое лицо, — ответил я.

— Гутрум защитит нас, — проговорил Эрик.

— Каким образом? — спросил я. — Думаешь, он поднимет армию, если за вами явится твой брат?

— Мой брат? — переспросил Эрик, как будто Зигфрид простил бы ему все, что угодно.

— Твой брат, — грубо сказал я, — ожидает получить три тысячи фунтов серебра и пятьсот фунтов золота. Если ты увезешь Этельфлэд, то он потеряет эти деньги. Как думаешь — захочет он ее вернуть?