Иероглиф «Любовь» - Надежда Первухина

— Мое имя Лу Синь, я каллиграф из уезда Хандун, — заговорил юноша. — Я хотел бы принести вам добрые вести, принцесса, но несу худые. Убийцы ваших царственных родителей больше нет.

— Шэси мертва? — Принцесса изменилась в лице. — Но это весть славная. Кто же умертвил мою врагиню?

— Фея Цюнсан, — ответил Лу Синь. — Как выяснилось, эта фея давно заключила с Шэси преступный договор. И теперь, покончив с Шэси, фея Цюнсан сама заняла Яшмовый престол. Она жаждет погубить вас, принцесса!

— Ваши слова похожи на горячечный бред, — сказала Фэйянь. — Им не хочется верить...

— Принцесса, — нашелся владыка Хошиди. — Этот вестник привез с собой некое доказательство. И передал его мне, а я передаю вам. Это уверит вас в правдивости его слов.

Хошиди передал принцессе золотую шпильку-феникса. Та поглядела на нее и неудержимо разрыдалась:

— Это же шпилька моей матушки! Я помню ее сызмальства! Как она попала к тебе, вестник?

— Мне передала ее Небесная Чиновница Юй. Также она сказала, что эта шпилька чудесная — если вы воткнете ее в свою прическу, то сможете видеть императрицу Нэнхун и говорить с нею...

— Прически у меня еще долго не будет, — пробормотала принцесса. — Вестник Лу! Ты должен мне рассказать в подробностях все, что знаешь, что видел, что слышал!

— Да, принцесса.

— Я оставлю вас. — Хошиди хотел было выйти...

— Нет, государь, я прошу вас остаться, — попросила принцесса. — Кому, как не вам, узнать обо всем?

... Позднее Лу сам удивлялся тому, что его длинная повесть — о встрече с феей Цюнсан, о сумасшествии брата, пленившегося этой феей, о поездке во дворец и встрече с Шэси — уложилась всего-то в час с небольшим. К концу своего рассказа Лу несколько окреп, потому что лекарь то и дело поил его отваром золотого корня и вином, смешанным с соком дерева бессмертия гинкго. Наконец Лу замолчал и выжидательно посмотрел на принцессу. Та ответила ему полным непонятной грусти взглядом.

— Владыка Хошиди, — сказала Фэйянь, — позвольте обратиться к вам с просьбой.

— Все что угодно, принцесса.

— Поговорите с Баосюем обо всем, что мы сейчас узнали. Я... не смогу, это для меня слишком тяжело.

— Я понимаю, принцесса.

— Возможно, вместе с Баосюем вы найдете верное решение того, как нам одолеть новые беды. А я... побуду здесь еще немного. Совсем немного.

— Да, принцесса.

Владыка Хошиди вышел. Едва за ним закрылся полог палатки, принцесса горячо сказала Лу Синю:

— Вы не узнали меня!

— Нет! Я узнал вас, о госпожа!

— Ты не узнал меня, Лу! Понимаешь?! Больше нет на свете бродячего монаха-каллиграфа по имени Цзы Юнь! Я слишком долго шла к тому, чтобы иметь право называться именем, данным мне от рождения, не бояться этого имени и не бояться своего происхождения и сана! Я принцесса Фэйянь, во мне течет кровь императора Жоа-дина, и ни к чему мне воспоминания о том, что когда-то на бродяжьей дороге я повстречала двух братьев-каллиграфов!

— Я искал вас везде, госпожа, — горячо проговорил Лу. — Я утратил свет жизни с той поры, как увидел вас. В моем сердце ни для чего больше нет места... Я люблю вас. Люблю больше, чем собственную жизнь.

— О милостивая Гаиньинь! — вскричала принцесса и прижала ладони к губам. — Неужели это ты — герой пророчества, которое сломало мою судьбу!

— Что вы такое говорите, госпожа?

— Молчи о своей любви, Лу Синь. И не потому, что я — принцесса, а ты — всего лишь уездный каллиграф; в любви нет санов и привилегий. Что сказать тебе? Ты опоздал.

— Госпожа...

— Вчера была моя свадьба. Я стала женой того, кого полюбила всей душой и ради кого я не пожалею собственной жизни. Мне жаль тебя, как всякой женщине станет жаль влюбленного мужчину, но я ничего не могу изменить. Да и не хочу. Ведь когда мы повстречались, я не увидела в тебе того, кто заменит мне солнце и луну. И сейчас... не вижу.

— Как жестоко! — Лу опустил голову, борясь с подступившими к горлу рыданиями.

— Прости меня, каллиграф. Я не желала для тебя несчастья. Я и сбежала потому из дома твоей тетки, чтобы не стать для тебя проклятием всей жизни. Забудь о моем прежнем образе и прими то, что случилось, с легким сердцем. Ты еще встретишь ту, что более меня достойна твоей любви.

— Мне это не нужно, принцесса. — Лу справился с собой и смотрел на Фэйянь умиротворенным взглядом. — Моя любовь к вам сродни воде: что с нею ни делай, обращай в лед или в пар, она возвращается в исходное состояние и поит душу сладкой печалью. Вы никогда не полюбите меня — что с того? Я буду счастлив своей любовью. Позвольте мне лишь одно: быть вашим преданным слугой, сопровождать вас, биться за вас, преклонить колена, когда вы взойдете на престол... Хоть я и каллиграф, но обучен владеть мечом и луком, я жажду стать под знамена владыки Хошиди и освобождать Яшмовую Империю от нового зла.

— Хорошо, — сказала принцесса. — Ты возглавишь отряд, которым прежде командовал генерал Сунмин. Генерал погиб в битве с Небесными Детьми...

— Для меня это великая честь, госпожа. Я мог бы простым воином...

— Ты все-таки уездный каллиграф, — впервые за все время разговора Фэйянь позволила себе улыбнуться. — Такой чин в армии равен генеральскому... Довольно с тебя. Я должна идти.

Фейянь шагнула к выходу, но задержалась на миг: Не удивляйся, когда увидишь в нашем лагере дракона. Это и есть мой муж.

... А обо всем, что случилось далее, вам станет известно из следующей главы. Читаем, читаем, не задерживаемся!

Слышу, как ручей поет,

Как грустит бамбук...

Сердце вещее мое

Помнит каждый звук:

Поминальных четок звон,

Звон прощальных чаш,

Шелест боевых знамен

В час последний наш.

Нас преследуют враги,

Нам покоя нет.

Топчут наши сапоги

Землю сотни лет.

Нас самих уж нет давно,

Но остался он:

Звук печально неземной,

Поминальный звон.

Над императорским дворцом снова простерла свой томный покров весна. Башни, чайные павильоны, дворцовые покои, галереи, навесные мостики — все было окутано серебристо-розовой дымкой цветущих слив, персиков и вишен. Такой красоты давно здесь не видали. А самое удивительное было то, что ни сливы, ни вишни, ни персики давным-давно не росли в дворцовых садах.

Стены Непревзойденного дворца, доселе обугленные, уродливые, ветхие, теперь сияли золотом, драгоценными камнями и самоцветами. Над залой Яшмового престола матово светился потолок из дымчатого кварца, нефритовые и яшмовые стены были покрыты искусной резьбой... Но если бы кто-то решился коснуться рукой этих восхитительных стен, то сильно изумился бы тому, что рука его нащупывает все то же обугленное дерево и искрошившийся мрамор...