Сейчас. Физика времени - Ричард А. Мюллер

Дело в том, что не разум заставляет нас говорить, будто права человека самоочевидны, а эмпатия. Жан-Жак Руссо писал о воображаемом примитивном человеческом обществе, притом фундаментально миролюбивом. Томас Гоббс[267] придумал неправдоподобную историю происхождения власти, объясняя ее как общественный договор между правителями и управляемыми. Иммануил Кант, философ и физик, пытался разработать рациональный подход к морали. Джереми (Иеремия) Бентам[268] объявил счастье мерой полезности.

Все эти мыслители рассуждали об идеальных формах, об утопиях. Они придумывали псевдонаучные уравнения – так, Джон Милль[269] объявил целью максимизацию наибольшего блага для наибольшего числа людей, и эта концепция предполагала способность рассчитать ценность цивилизованного поведения[270]. Философы Просвещения искали научное оправдание добродетели.

Теперь, когда я свел Просвещение к тривиальным рассуждениям, что получается?

По-моему, философы были на верном пути. Правда, они ошибочно считали, что их теории должны опираться на какую-то научную структуру, разум, логику и физику. В конечном счете мир не детерминирован; по крайней мере не детерминировано развитие цивилизации. Будущее зависит не только от приложенных в прошлом сил и имевшего место движения, не только от измеримых физических параметров, но и от восприятия нефизической реальности и человеческих действий, реализованных через свободу воли. Это та реальность, которую не получается квантифицировать (оценить количественно) и невозможно свести к разуму и логике.

Может ли свобода воли иметь в основе волновую функцию? Безусловно, это возможно. Чтобы это проиллюстрировать, позвольте немного отклониться в сторону, в философские/физические рассуждения. Я предложу подход, который нельзя считать полноценной физической теорией, поскольку он не поддается фальсификации, но который тем не менее интересно рассмотреть и обдумать.

Представьте, что в дополнение к физическому существует мир духовный. Это мир, в котором есть душа; это царство, в котором эмпатия может действовать и влиять на принимаемые решения. Представьте, что духовный мир каким-то образом связан с физическим. Действие в духовном мире может влиять на волновые функции в реальном. Точно так же и физический мир может передавать информацию и влиять на духовный.

В обычной запутанности двух частиц в физическом мире регистрация одной из них оказывает влияние на волновую функцию другой. Тем не менее эту связь невозможно зарегистрировать или измерить, имея физический доступ только к одной частице. Имея доступ к обеим частицам, вы можете заметить корреляцию между ними, но если видите только одну, ее поведение кажется совершенно произвольным.

Когда я пытаюсь понять собственную душу, эта картина обретает определенный смысл. Действительно, существует духовный мир, отдельный от реального. Волновые функции обоих миров запутаны между собой, но поскольку духовный мир недоступен для физического измерения, эту связь невозможно заметить. Дух способен влиять на физическое поведение – я могу налить чаю или разбить чашку; могу воевать или искать мира – посредством того, что мы называем свободой воли.

Мое рассуждение нельзя проверить экспериментально, но это не означает, что оно неверно. Как учит Гёдель, всегда существуют истины, которые невозможно проверить.

Эмпатия и сочувствие, чувство честности и справедливости, в принципе, могли развиться из инстинктов, выработанных в ходе дарвиновской эволюции. Это физикалистский взгляд, вера в то, что если что-то невозможно измерить, его на самом деле нет. Такой взгляд ведет к своего рода моральному релятивизму, внушающему тревогу некоторым людям. Мораль перестает быть абсолютной, как во времена глубоких религиозных убеждений, и превращается всего лишь в результат нашей культурной эволюции. Мы не должны кичиться своими моральными принципами, поскольку они носят временный характер и культурно зависимы, а в будущем, возможно, вообще решим, что наши стандарты сильно искажены. В конце концов, не так уж давно гомосексуалов сажали в тюрьму или даже убивали, а незадолго до этого рабство было широко распространено и воспринималось как норма.

Наши этические идеалы можно интерпретировать в дарвиновском смысле как способствующие выживанию, если не индивидуума, то, по крайней мере, гена. Докинз красноречиво изложил эту теорию в увлекательной книге The Selfish Gene[271]. Даже альтруизм, утверждает Докинз, основан на эволюции по Дарвину. Мы готовы жертвовать собой, если это будет означать, что гены, которые делят с нами дети и близкие родственники, клан или род, получат лучшие шансы на выживание. Готов признать, что эта теория чрезвычайно увлекательна, но верна ли она? Это определить намного труднее.

Эмпатия действительно обладает положительной ценностью для выживания гена, но она имеет также отрицательную ценность. Которая из них доминирует? Вы же не захотите, чтобы ваши солдаты испытывали слишком сильную эмпатию к врагам, которых они должны убивать, согласно вашим планам. Совершенно не очевидно, что эмпатия к чужакам могла появиться в результате работы эгоистичного гена. Докинз сказал бы, что доминирует положительная ценность для выживания, но следует ли это из анализа ситуации или просто устраивает его, поскольку соответствует его выводам? Физикалистам следовало быть осторожнее с заявлениями, что мораль возникла в результате эволюции. Это не очевидно и, возможно, не соответствует действительности. Такое предположение точно укладывается в представление о том, что наука может объяснить все, но мы уже знаем, что это не так. Загляните опять же в Приложение 6, где процитированы высказывания некоторых видных физиков-нефизикалистов.