Королевства света - Алан Дин Фостер

Но он до него не добежал.

Почувствовав, как все внутренности будто попали в центрифугу и закрутились в ней, он хотел глотнуть воздуха, но уже не мог открыть рот. Бывший пес на мгновение повис в воздухе, ослепленный вспышкой, которая полностью обволокла его и парализовала. Последняя мысль была о Макитти и остальных. Если Мундуруку сосредоточили свои усилия на нем, то, может быть, его друзья смогут убежать.

Оскар ударился о землю.

Он понял, что может перевернуться, и, тяжело дыша, сделал это. Руки исчезли: вместо них снова были лапы. На ногах смешно болтались клочья человеческой одежды. Мундуруку смогли обратить его с необычайной легкостью – он снова стал собакой.

Шерсть его выглядела так же, как и раньше: смесь серого и серебристого. Но что-то изменилось. Лапы стали больше, намного больше. Как и когти, что росли на них. Он встал, и его потрясло, что земля оказалась чуть дальше от него. Оглянувшись на свой хвост, он увидел, что его шкура стала более гладкой и не такой всклокоченной.

Позади него что-то взревело. Обернувшись, он чуть не выпрыгнул из шкуры. Рядом с ним стоял огромный лев с великолепной гривой и чудовищными когтями. И он смотрел на Оскара в полном недоумении. Ко льву подошли и встали по бокам от него две роскошные мускулистые тигрицы: одна обычной тигровой окраски, а другая – абсолютно черная, если не считать очень необычного белого пятна на носу.

– Макитти? – Он с трудом сглотнул. – Цезарь? Какао?

– Чары Хозяина уничтожены, – ответила черная тигрица человеческим языком, – и нам вернули прежний облик, только с небольшой разницей.

– С существенной разницей, – прорычал Цезарь. – Что с нами случилось?

– Мы выросли, и не только в размерах. Я подозреваю, что наши переживания во время странствий сейчас отразились на нашей внешности. Мы стали более зрелыми. – Макитти прошла мимо Оскара и встала перед собравшимися в кучку Мундуруку. Они выглядели озадаченными от того, что старое, хорошо знакомое заклинание, много раз удачно срабатывавшее, вдруг пошло вкривь и вкось: будто фокусник, который всю жизнь вытаскивал из шляпы кроликов, вдруг совершенно неожиданно для себя достал оттуда кобру и теперь не знал, что с нею делать.

– Не знаю, заматерело ли во мне еще что-нибудь, – прогремел Цезарь из глубины своей глотки, в которой теперь легко бы поместилась целая кошка, – но уж зубы точно! – С рыком, который прокатился по лесу, он прыгнул прямо на столпившихся Мундуруку прежде, чем Макитти успела призвать его к осторожности. Одним скачком он покрыл половину расстояния до них.

Те разом закричали и в панике разбежались. Макитти и Какао, больше не раздумывая, бросились в драку вслед за Цезарем. Они расшвыривали коренастых гоблинов, некоторые из которых бросились прятаться за деревьями.

Крерва бежала впереди всех, но вдруг ее что-то ударило из-за кустов, да с такой силой, что перебило ей хребет. Раскачивая своим мягким телом, сорокафутовый сетчатый питон обвился кольцами вокруг сестры умершей злобной и ядовитой Келфиш, и теперь тряс ее, как тряпичную куклу. Это был Сэм. После того как появились Мундуруку, он незаметно соскользнул с крыши и скрылся в лесу, чтобы зайти им в тыл, и в этот момент превратился в царя змей.

Потрясенный тем, с какой яростью набросились на врагов его товарищи, Оскар раздумывал, как лучше помочь им. Он двинулся вперед, потом побежал, решив повиснуть на ноге хотя бы одного Мундуруку и удержать его на месте.

Как только он прыгнул, ему показалось, что он летит над землей, покрывая каждым прыжком огромное расстояние. Вломившись в самую свалку, он смог мельком заметить свое отражение в маленьком пруду, обозначавшем край усадьбы.

Оскар ожидал увидеть небольшую кудлатую собачонку, какою был раньше, но на него смотрел огромный волчара, больше, чем обе тигрицы, и почти такой же крупный, как Цезарь. Его размеры потрясли Мундуруку, среди которых он приземлился.

Вскоре разъяренный и изрядно потрепанный Кобкейл смог собрать нескольких братьев, чтобы построить гоблинскую пирамиду, а сам взгромоздился на ее вершину. Тогда драка пошла в пользу захватчиков. Слова тех, кто остался из Клана, приморозили сражавшихся к земле. Оскар, подчинившись заклинанию, вдруг обнаружил, что может двигать только головой, его ноги больше не слушались его, его мощные волчьи клыки были черными от гоблинской крови.

Осматривая поляну и кромку леса, Кобкейл дрожал от ярости. Не меньше десятка его братьев и сестер лежали мертвыми на траве, разорванные в клочья волчьими зубами и тигриными когтями или раздавленные кольцами огромного питона, весившего сотни фунтов. Сейчас эта парализованная змея смотрела немигающим взором на главного Мундуруку, желая только одного – чтобы ей позволили обвить вокруг его плотного тела хоть одно маленькое колечко. Но Сэма так же надежно обездвижили, как и его четвероногих друзей. Он лежал, не шевелясь, на залитой кровью земле, замороженный наскоро сплетенным заклинанием.

– Чума на вас! – кричал Кобкейл, потеряв разум от гнева. – Будьте прокляты! Я вам устрою кровь и кости! – С верхушки пирамиды он толстым пальцем грозил неподвижным животным. – Вы все умрете, умрете, умрете! – Теперь он был в безопасности, защищенный колдовством. Кобкейл спрыгнул со своего живого шаткого помоста. Остальные оставшиеся в живых Мундуруку шли за ним следом.

Кобкейл подошел к беспомощному Цезарю, который, будь он свободен, мог бы убить его одним ударом тяжелой лапы. Он поднес свое лицо к морде льва и уставился в желтый кошачий глаз.

– Знаешь, что мы собираемся сделать, кот? Сначала мы изжарим и съедим твою мошонку, потом язык, потом глаза. Затем возьмемся за твои внутренности и будем вырезать по одному органу. И только потом, может быть, позволим тебе умереть. – Распрямившись, он широко раскинул руки, будто пытаясь кого-то обнять. – А потом просто ради удовольствия изничтожим в этих краях всех кошек и собак, чтобы больше ничто не напоминало нам об этой ужасной резне. – Отступив назад, он обернулся и посмотрел на дом Суснама Эвинда.

– Но сначала, – мягко выдохнул он, – мы сотрем с лица земли проклятое жилище со всем его содержимым, провонявшим нищим магом, и предадим все скорому забвению. – Он поднял руку, и несколько его братьев сделали то же самое.

От их протяжного пения появился первый шар пламени. Оттянув руку назад, Кобкейл направил пальцы в сторону дома. Пламя послушно полетело по указанному пути и приземлилось на соломенной крыше, которую Макитти еще так недавно заботливо чинила. Сухая кровля быстро занялась. Уже через несколько минут большая часть дома была объята ревущим огнем.

Оскару вдруг пришла мысль, заставившая его еще упорнее бороться с невидимыми путами: «Тай – Тай все еще был в доме!»

Ужасное зрелище привело Мундуруку в восторг. Они хлопали в ладоши, отпускали грязные шуточки и танцевали, празднуя мерзкую победу. С болью в сердце Оскар мог только переглянуться с Макитти. По ее глазам он понял, что она тоже вспомнила.

С ревом и треском горящая крыша просела, вызвав всплеск радости у отвратительных кудахтающих зрителей. Однако крики восторга поутихли: из пепла что-то поднималось. Волчья челюсть Оскара отвисла, насколько позволило сковывающее заклинание. Даже Кобкейл онемел от удивления.