Sin - Mila Moon

Браун. Но взаимно ли это? Наше прощанье оказалось болезненным для двоих, осталось множество недомолвок и обид. Стоило ли ворошить прошлое и возвращаться на три года назад к тому разговору?

Если судьба снова переплела наши пути, значит, ответ очевиден.

Глава 36

В глубине души… Скажи мне… Ты будешь любить меня или навсегда уйдёшь?

Three Days Grace «Love Me Or Leave Me»

Джи

«Ты никогда не будешь ближе ко мне, чем сегодня. Дождь омоет мою печаль…». Я повторяю слова песни снова и снова, будто они испарятся из головы. «Это смешно, ты не должна бояться, Браун. Ты ведь выступала не один раз». Но сегодня на меня будут смотреть и слушать не обычные люди, вот в чем загвоздка. Я жалкая трусиха, которая боится признаться, как ей на самом деле страшно. Еще и Карлейл застрял в пробке. Очень вовремя, блин. Почему именно сегодня ему приспичило ехать на студию, если он должен находиться в такой ответственный момент рядом со мной? Или уже благополучно забыл свои слова в отеле «Ты должна вновь блистать на сцене и счастливо улыбаться»? Маловероятно, что я вообще смогу выдавить ослепительную и правдоподобную улыбку, так как скулы свело от нервов.

В руке вибрирует телефон. От неожиданности и волнения вздрагиваю, открывая входящее сообщение и пробегая глазами по строчкам.

«Джи, боюсь, я не успею на твое выступление, но мысленно с тобой…». Закатываю глаза и безнадежно выдыхаю.

— Спасибо, Карлейл, но это не очень помогает, — недовольно бормочу под нос и поправляю уложенные на одно плечо волосы.

Удивительно, но сегодня Джесс впервые нормально накрасила меня и даже подобрала скромный наряд. Хотя, это с какой стороны посмотреть… Может, она заболела? В любом случае, я рада, что выгляжу, не как «прости, Господи».

— Через пятнадцать минут на сцену, — равнодушно кидает ассистент и закрывает дверь гримерки.

После этой фразы переживаю еще больше, чувствуя, как ладони становятся липкими, а по спине скатываются капельки пота. Распеваюсь, но даже это занятие не помогает.

Вдох. Вдох. Вдох. Непонимающе хмурюсь и перепугано смотрю в зеркало с круглыми лампочками. Вдох. Вглядываюсь растеряно в свое отражение и стараюсь нормально вздохнуть, но снова терплю фиаско.

— Что за…

Меня трусит и кидает то в жар, то в холод, а тело протыкает жуткая резкая боль. Я сгибаюсь пополам, как сломанная кукла. Хочется закричать, но я не могу… Губы, язык, будто онемели. Голова кружится, перед глазами темнеет, а ноги непослушно двигаются в сторону дверей. Все звуки доносятся, словно через толщу воды: я в каком-то вакууме, где существует только ужасная боль, от которой хочется выть.

Вдох. Вдох. Вдох. Задыхаюсь… Мимо проходят люди. Даже не различаю их лица. Кто-нибудь, избавьте от этой пытки! Слова застревают комом в горле, и зов помощи эхом отдается в ушах.

«Помогите! Помогите! Помогите кто-нибудь!».

Они не слышат… Никто не слышит. Вдох. Тело будто разрезают на части, медленно, каждую клеточку вынимая наружу. Когда же это прекратится? Кажется, я умираю…

Смесь мяты, лаванды и бергамота окутывает меня, словно мягкий плед. Я уже брежу?

— Помоги мне… — еле выдавливаю из себя всего два слова. Или это только мерещится?

— Помоги мне… — снова шепчу и почти отключаюсь, не в силах терпеть мучительную боль.

«Пожалуйста».

Спасительный кислород поступает в легкие, и помутневшее сознание светлеет. Перед глазами «парят» знакомые черные перья, а на губах — вкус сигарет «Lucky Strike» и ментола. Вкус Сина.

— Я снова тебя спасаю, Браун, — слышу знакомый мягкий голос и слабо улыбаюсь.

«Точно…». Прижимаюсь к нему и благодарно шепчу:

— Я думала, что умру… Спасибо.

Он поспешно отпускает меня, отступая на шаг. Становится сразу неуютно. Я не имею права думать о таком — мы друг другу никто.

— Пойдем, Оз подогнал машину к черному входу, тебе надо показаться врачу.

Выступление. Я совсем забыла о дебюте. Джастин убьет меня, а Ларк с большим удовольствием повесит штраф в кругленькую сумму. У меня нет таких денег, чтобы покрыть все расходы, которые тратит лейбл. Отрицательно качаю головой и бормочу:

— Но я должна выступать.

Син смотрит на меня исподлобья, как на дуру, и хмуро произносит:

— Ты с ума сошла? В полуобморочном состоянии? Оз все объяснит твоему менеджеру. Нельзя быть такой беспечной…

— Не разговаривай со мной в таком тоне, — резко бросаю, поправляя верх платья.

Как бы отвратительно я себя не чувствовала, мне надо выйти и спеть. Психолог предупреждал, что приступы паники возможны, и артисты выступают в любом состоянии — это их работа.

— Тогда не веди себя, как ребенок, — слышу его недовольный голос и хмурюсь. — Нам надо идти, я отвезу тебя.

Даже спустя три года Эванс не поменялся: все тот же командирский тон и манера речи. Я следую за ним по еле освещенному коридору, разглядываю широкую спину и непослушную черную шевелюру, размышляя о тех ощущениях, когда он обнимал меня. Согревающее успокаивающее тепло, будто я дома… Все так же хорошо, как в старые добрые времена.

Одергиваю себя и даю мысленно затрещину. Как я могу о таком думать? Этот человек разрушил меня, наплевав на наши отношения. Он бросил меня, растоптал, разбил сердце. «Если человек предал один раз, он предаст и второй; если предал дважды — будет предавать всегда». Я не свела тату только потому, что это обещание самой себе: не совершать больше ошибок, не наступать на одни и те же грабли, не доверять каждому и быть осмотрительнее. Это напоминание о том, что любовь не всегда прекрасна, волшебна и удивительна. Нет, иногда она перерастает в больную зависимость, от которой не всегда есть лекарство. А быть зависимым от человека — самое страшное, что может случиться.

***

Син

Мы едем в полной тишине, только шум ночного «города ангелов» нарушает ее: гудки автомобилей, веселые крики прохожих, отголоски музыки в клубах. Бесконечность огней и неоновых пестрых вывесок заполняет темноту, а южнее с Голливудских холмов виднеется знаменитый знак — визитная карточка Лос-Анджелеса и киноиндустрии HOLLYWOOD. Я иногда поглядываю в зеркало заднего вида, нет ли за нами хвоста: вроде, все чисто. Кошусь в сторону Джи, но натыкаюсь только на ее затылок и светлые блестящие локоны. Мы оба молчим. Мы — чужие люди, между которыми выросла незримая стена, построенная нами же.

Три гребаных года меня съедало медленно чувство вины, которое не давало полностью насладиться успехами «Потерянного поколения». Оно, как вирус, заражало систему и преследовало изо дня в день. Одних мы быстро