Восьмое Правило Волшебника, или Голая империя - Терри Гудкайнд

Когда они очутились в узком темном пространстве щели, Дженнсен снова попыталась повернуть обратно, но Ричард не позволил. Он тащил ее за собой. Девушка чувствовала, что сильные пальцы брата крепко держат ее руку, и не сопротивлялась. Он не позволит ей больше повернуть назад.

Когда они протиснулись к месту, где потолок опустился ниже, Дженнсен начала плакать. Ричард знал, что она чувствует. Как только потолок приподнялся на фут, он как можно быстрее пополз вперед, к свету.

Все ждали их у выхода. Ричард держал в левой руке найденный им предмет, а правой помогал Дженнсен выбраться первой. Выйдя из каменного капкана, она упала в объятия Тома.

Как только Ричард выбрался из отверстия, Дженнсен, плача, кинулась к нему на шею.

— Прости меня, — повторяла она, рыдая. — Прости меня, Ричард. Я так боялась!

— Понимаю, — Ричард гладил ее по спине.

Он тоже испытал ужас, оказавшись в этой узкой щели. В таком месте можно сойти с ума и, пытаясь спастись, на самом деле бежать навстречу смерти.

— Создатель, как я виновата!

— Я тоже не люблю такие узкие места, — ответил Ричард. — Так что прекрасно понимаю тебя.

— А я не понимаю. Раньше у меня не было такого страха. Когда я была маленькой, то пряталась в таких местах. Они были как защита, потому что там никто не смог бы до меня добраться. Когда всю свою жизнь живешь, спасаясь от Даркена Рала, то привыкаешь к узким, темным, недоступным другим людям местам. — Дженнсен вздохнула. — А сегодня и сама не знаю, что на меня нашло. Это было так странно. Я думала, что не могу дышать, не смогу выбраться, скоро умру. Я никогда не испытывала ничего подобного. Эти чувства завладели мной, и я вела себя так, что сама удивляюсь.

— Ты и сейчас еще испытываешь эти странные чувства?

— Да, — сказала она, плача. — Но они проходят, потому что я здесь, и все кончилось.

Дженнсен оставили придти в себя. Все отошли и присели на бревно, посеребренное дождями, чуть поодаль от нее.

— Я так виновата, Ричард. Я чувствую себя полной идиоткой, — призналась девушка.

— Не стоит. Все прошло.

— Ты сдержал свое обещание, — сказала она сквозь слезы.

Ричард улыбнулся, радуясь, что все кончилось благополучно.

Лицо Оуэна выражало волнение, он не смог удержаться от вопроса.

— Но Дженнсен? — спросил он, подходя ближе. — Почему ты не воспользовалась магией, чтобы помочь себе?

— Другие люди могут использовать магию, а я нет. У меня нет этой способности.

— То, что другие считают магией — только обман чувств, который не позволяет им видеть истинную магию. Наши глаза слепы, наши чувства нас обманывают. Я уже объяснял это. Только тот, кто никогда не видел магии, не использовал ее, не чувствовал, тот, кто не имеет способности к ней, может в действительности понять ее. И потому только он может стать тем, кто ею владеет. Магия основана на вере, если она истинная. Ты должна верить, и тогда ты убедишься в этом. Ты — единственная, кто может творить магию.

Ричард и Дженнсен уставились на Оуэна. Воцарилось молчание.

— Ричард, — странным голосом спросила Кэлен, не дав ему ответить. — Что это?

Ричард посмотрел на нее.

— О чем ты?

— Вот, в твоей руке, — медленным движением показала Кэлен. — Что это такое?

— А, это я нашел в скале недалеко от Дженнсен. В темноте не разглядел, что это.

Он поднял руку.

Это была фигурка.

Статуя Ричарда, одетого в военное облачение волшебника. С плеч спадал плащ, делая статую шире у основания.

Нижняя часть фигуры была из прозрачного янтаря, в котором можно было разглядеть падающие песчинки, наполовину заполнившие низ.

Но она не была целиком выполнена из янтаря, как статуя Кэлен. В середине, там, где пересыпался песок, статуя становилась темной, и чем выше к голове, тем темнее она была. Верх фигуры был самым темным.

Голова и плечи были черны, как Ночной Камень.

Ночной Камень — камень подземного мира, и Ричард помнил, как он выглядит. Вершина фигуры выглядела также. Казалось, она высасывает солнечный свет.

Сердце Ричарда дрогнуло, когда он увидел самого себя, изображенного таким образом. В виде талисмана, которого коснулась смерть.

— Она это сделала, — сказал Оуэн, обвиняющее указав пальцем на Дженнсен, прячущуюся за спиной Ричарда. — Она сделала это с помощью магии. Я же говорил, она может. Ее вела злая магия, когда она, не думая, повернула с дороги. Магия выплеснулась из нее и повела ее, хотя она и не думала о магии.

Кэлен подумала, что Оуэн сам не знает, о чем говорит.

Эту статую сотворила не Дженнсен.

Это — второй сигнальный маяк, предупреждающий того, кто может восстановить печать.

— Лорд Рал...

Ричард поднял глаза. Это была морд-сит.

Она стояла спиной к ним, смотря на крохотный кусочек неба, проглядывающий сквозь деревья. Дженнсен повернулась посмотреть, чем вызван такой странный тон в голосе Кары. Держа крепко руку сестры, Ричард подошел к Каре и посмотрел наверх, сквозь деревья, в том же направлении, куда смотрела она.

Сквозь ветви елей он увидел край горного перехода над ними. На фоне темно-серого неба вырисовывался силуэт чего-то, сделанного руками человека.

Это было похоже на гигантскую статую, стоящую на перевале.

Ледяной ветер рвал одежду Кэлен и Ричарда, сидящих, прижавшись друг к другу, под елями. Низкие кучевые облака плыли по небосклону, словно пытаясь сбежать от тяжелых, темных туч, наплывающих сверху. Порывы ветра приносили танцующие хлопья снега. Уши Ричарда покраснели на холоде.

— Что ты думаешь об этом? — спросила Кэлен.

— Не знаю, — покачал головой Ричард. Он оглянулся назад. — Оуэн, ты уверен, что не знаешь, что это? Никаких предположений?

Статуя четко выделялась на фоне плывущих облаков.

— Нет, лорд Рал. Я здесь никогда не был. Никто из наших здесь не ходил. Не знаю, что это может быть. Если не... — Порыв ветра унес его слова.

— Если не... что?

Оуэн сжался, закутываясь в плащ, и посмотрел на морд-сит, сидевшую с одной стороны от него, а потом на Тома и Дженнсен, пристроившихся с другой.

— Есть предсказание, данное теми, кто назвал нас избранными и запечатал в горах. Оно гласит, что, дав имя нашей империи, они сказали, что однажды придет спаситель.

Ричард хотел спросить, от чего спаситель должен был избавить их — если бандакарцы жили в такой просвещенной культуре, защищенной границей от диких, непросвещенных народов остального мира. Но вместо этого он задал простой вопрос, на который, по его представлениям, Оуэн мог ответить.