Загадка тауматургии - Виктор Борзов

коснулся подбородка, места, где был подбородок. Следом Герман задумчиво постучал по фильтру. Бросил взгляд на Сэмюэля.

— Объяснитесь.

— Рогокошка и фонарик, — ответил парень.

— Вижу, — вздохнул офицер. — Почему в портфеле у вас труп?

— Я... я, — запнулся Сэмюэль. Он в панике подбирал слова. — Я подобрал труп в улье и взял с собой.

— Зачем? — шагнул к нему Герман.

— Видите ли... животные разносят болезни, поэтому... оставлять их рядом с людьми — не самая здравая затея.

Парень вертелся, как пойманная в сети змея. Проклятие вестника обрывало ложь, если она проскакивала в предложении. Но когда Сэмюэль выдавал две не связанные друг с другом мысли, каждая из которых была правдой, проклятие дремало. Он пользовался этим. Собеседник сам достраивал связь.

— Вы взяли труп рогокошки и решили унести его подальше от людей. На Свалку неудач, — заключил охотник за мистикой. — Правильно я вас понял?

Сэмюэль кивнул. Вестник запретил ложь говорить. Жесты остались доступны. Парень подозревал, что и писательство тоже.

— Понятно, — с облегчением вздохнул Герман. — Отличная работа, мистер Берислави. Уверен, большинство пройдет мимо разлагающегося тела и оставит работу на других. Кстати о разложении.

Офицер глянул в открытый портфель.

— Не вижу следов, — стянул противогаз. Сэмюэль увидел лицо старого охотника за мистикой. На лбу блестели частые капли пота. Герман глубоко вдохнул. — Даже запаха нет. Как давно вы нашли его?

— Сегодня, — ответил парень.

Герман прищурился.

— Как давно вы нашли труп, мистер Берислави?

«Не услышал? — недоумевал парень. Тело он подобрал сегодня утром. — Чулять! Нашел-то я их на прошлой неделе!»

Дерек показал Сэмюэлю заброшенный улей в прошлое воскресенье, поэтому проклятье заглушило ответ. Парень нервно сглотнул.

— В воскресенье.

— Чудно, — задумчиво протянул офицер и еще раз принюхался. — Может чучело?

Сэмюэль пожал плечами.

— Чучело или нет, оставлять тело не лучшая задумка, — ответил он.

— Тут я с вами согласен.

Герман защелкнул замок портфеля и покатил велосипед вперед. Парень мысленно поблагодарил офицера, что тот не спросил про фонарик. Сэмюэль не верил в свою смекалку настолько.

Остаток пути они прошли молча. Когда прямоугольные силуэты ульев сменили бесформенные палатки, к скрипу велосипеда прибавились шебуршания, треск костров, громкий храп и стоны. Висящие над землей огни уличных фонарей обрывались здесь. Вместо них, из темного смога светили тусклые оранжевые точки. Они застыли в паре сантиметрах над землей. Меж горящих шаров изредка пробегали тени. Большие и малые.

На Свалке неудач доживали не только бывшие работники завода. Эпидемии косили людей без разбора. Часто вместе с отцом погибала и жена. А дети, оставленные и никому не нужные, отправлялись в приют при храме Пятерни. Там они доживали до четырнадцати и либо становились послушниками, либо выбрасывались, как мусор. Мест в приюте на всех не хватало, поэтому те, кому повезло меньше, сразу шли на Свалку неудач.

— Подождите чуть-чуть, — скомандовал Герман и свернул к одной из палаток.

Смог проглотил фигуру офицера, остался лишь темный силуэт. Он удалялся, становясь все меньше и меньше.

Сэмюэль приобнял себя. Разговор отвлек от осознания ужасного положения. Теперь, когда охотник за мистикой отошел, парень варился в собственном соку. На сцену разума вышли тревога и паника. Выступление началось.

«Он же не пойдет со мной до конца? До заброшки? — подумал он. — Да, верно. Это лишено смысла. Он пришел сюда расспросить бродяг, а я просто попался по пути. Да, все хорошо. Мы скоро разойдемся».

— Мистер Берислави! Подойдите сюда! — послышался из тумана выкрик Германа.

Сэмюэль помотал головой, отгоняя мысли. И захромал в смог.

В десяти метрах от тротуара из земли росли палатки. Куски ткани, насаженные на металлические штыки. Стены из деревянных коробок, заполненных землей. Пыльные ковры вместо дверей. Люди строили жилища из чего попало.

Герман стоял рядом с навесом. Парень увидел два металлических листа, сложенных домиком. С краев свисали слои разорванной в лоскуты ткани. Заменяли стены.

Сэмюэль поравнялся с офицером и посмотрел внутрь навеса. Там царила тьма. Уличный свет высекал узорчатые ковры и сидящего мужчину.

Первыми парень заметил ноги. Почерневшие ступни с длинными черно-желтыми ногтями. Две пары штанов. Одни были настолько дырявыми, что Сэмюэль сначала принял их за короткую юбку.

Мужчина держал на груди дрожащие руки. Пальцы напоминали клубни картошки. Из разбухшей серой кожи росли белые «глазки». На голове серые длинные волосы торчали в разные стороны, а по бороде ползла седина. Лицо мужчины было красным, как после долгой попойки. Он держал глаза закрытыми. От одного вида парня чуть не вырвало.

В нос ударил запах мочи и гнили. Живот болезненно скрутило.

— Смотрите, — спокойно произнес Герман. Сэмюэль нахмурился, но затем понял: офицер говорил с мужчиной.

Синие веки распахнулись. Глаза светились золотом и напоминали пару солнц во время затмения. Зрачок содрогался, форма постоянно менялась. Казалось, он вот-вот лопнет.

Губы мужчины задрожали, а по щекам побежали кровавые слезы. Он морщился и шипел, будто смотрел через силу.

«Нетлеющие глаза», — понял Сэмюэль.

Каждая болезнь была неповторима. Название давали