Долг жизни - Чак Вендиг

«Не подвергну ли я себя опасности?» — спросила его Слоун. Все же кажется странным, что кого-то столь ценного, как она, бросают в самую гущу сражения. Она напомнила ему, что Палпатин вел крайне затворнический образ жизни, и его редкие появления случались лишь там, где он полностью контролировал обстановку.

«Мы будем контролировать обстановку, — ответил Ракс. — Сами увидите. Вам не грозит ничего существенного. Вас никто не убьет. К тому же нападение подарит вам массу возможностей расчистить путь».

Возможно, это ловушка. Или очередное испытание.

Но даже если так, перед шансом атаковать Чандрилу трудно устоять. Они в очередной раз могут показать власть, продемонстрировать Галактике свою военную мощь, призвав тайные флоты, скрывающиеся в туманностях…

По спине Слоун пробегает приятный холодок.

Но пока все же нужно поспать.

Она пытается слушать какой-то дешевый аудиоспектакль про дроида-детектива, в голове которого установлен искусственный интеллект по имени АДАМ, но дроид этот оказывается на самом деле не детективом, а… наемным убийцей? Слоун пытается уследить за сюжетом, но мысли ее разбегаются. Она встает и начинает ходить по комнате, затем выводит галактическую звездную карту, чтобы взглянуть на нынешнее положение дел Империи, но в итоге это лишь вгоняет ее в тоску. Они потеряли слишком многое и слишком быстро. Куата больше нет. G5-623 скоро падет — хотя Ракс преднамеренно не стал вмешиваться, и Слоун втайне этому лишь рада. Рабство никогда не входило в число ее представлений об идеальной Империи. Возможно, какое-то время оно было необходимо, но теперь Галактика должна увидеть Империю во всем ее великолепии, и рабству в ней не место. Рабство — не сила, но слабость. Граждане должны служить Империи по собственной воле. Почему кто-то должен хотеть иначе?

Так, стоп. Все эти мысли точно так же отвлекают ее от главного.

«Спать. Нужно поспать. Нужно быть свежей, сосредоточенной и готовой ко всему».

Но вместо этого она включает одну из любимых опер Ракса, «Кантату о Коре Вессоре». Он дал ей запись без слов, только музыка.

Сперва мелодия отвлекает ее не меньше, чем все остальное, — для нее это попросту шум, бессмысленный вздор, вгоняющий идиотов в сон.

Но вскоре она понимает, что музыка убаюкивает и ее — струнные и ударные, шипение и бренчание. Веки ее опускаются, разум очищается.

«Возможно, я всего лишь такая же идиотка», — думает она.

Мелодия увлекает ее за собой, подобно уносящей в море волне, завораживая своей бесконечной красотой.

Заснуть все равно не удается, но, по крайней мере, ее разум получает столь необходимый отдых. Возможно, ей следует чаще доверять Раксу. Завтра великий день. Скоро она узнает, заслуженно ли ее доверие…

Или она просто дура.

* * *

Теммин и Брентин продолжают работать даже после наступления темноты. Сын делает вид, будто все как обычно и ничего не изменилось, но когда он в четвертый раз просит дуговую отвертку и Брентин лишь тупо смотрит в неопределенную точку, Теммину приходится признать: все кардинально изменилось.

На верстаке перед ними лежит купленный Теммином валакорд. У парня появилась идея сделать так, чтобы инструмент играл сам по себе, позволив отцу наслаждаться музыкой, не исполняя ее самому. К удивлению сына, Брентин согласился, но вид у отца рассеянный, будто мыслями он совсем в другом месте.

— Пап, что-то не так?

— Нет, ничего, — натянуто улыбается Брентин. — Просто устал. Долгий выдался денек.

— Ну… ладно.

Внезапно Брентин встает:

— Я… пойду прогуляюсь.

Ну конечно. Куда же без этих его прогулок.

Отец уходит.

И Теммин следует за ним по извилистым улочкам Ханны. По всей столице устанавливают навесы, лотки с едой и генераторы. Утром начнется празднование Дня освобождения — сперва состоится парад, а затем прибудет Слоун. Мирные переговоры пройдут на фоне праздничных мероприятий. Теммин считает, что так сделали специально, рассчитывая отвлечь народ устроенным шоу, пока эта тварь Слоун будет пытаться избежать суда за военные преступления. Его злит сам факт, что ей вообще позволили выступить в свою защиту, — впрочем, в последнее время Теммина многое злит. Вслед за отцом он выходит из жилого района, мимо садов и театров, через тихий сейчас рынок старой Ханны, мимо прибрежных лотков с пакарной. И тут Теммин теряет Брентина — отец сворачивает за угол и неожиданно исчезает. Внезапно парень жалеет, что велел Костику остаться дома. Дроид мог бы просканировать окрестности в поисках биологического следа отца…

Секунду, погоди-ка. Теммин видит тень, вышедшую с Барбиканской дороги на усыпанный галькой пляж, и спешит следом.

Пахнущий рыбой морской бриз треплет волосы Теммина — только теперь он понимает, что оказался рядом с пристанью и рыбокомбинатом, где дроиды обрабатывают дневной улов — скорфинов и мармалов, звездоногов и жемчужные раковины. Сейчас здесь темно и тихо, причалы черными тенями уходят в море. Брентин в конце одного из них.

И с отцом кто-то еще.

Но кто? Возможно, просто какой-то рыбак, из тех просоленных стариков, что зарабатывали на жизнь рыбной ловлей до того, как ее полностью автоматизировали, и которым все так же нравится сидеть с удочкой до рассвета. Брентин просто случайно наткнулся на одного из них, и теперь они стоят, о чем-то беседуя. Верно? Правдоподобное предположение.

Теммин подходит ближе.

Он старается двигаться как можно тише, убеждая себя, что просто не хочет их напугать, но сомнения, словно воры закрадывающиеся в его голову, никак не хотят его покидать.

Теммин выглядывает из-за угла рыбокомбината. В окнах видны похожие на скелеты силуэты отключенных на ночь дроидов, что стоят у конвейеров, словно застывшие часовые. Сейчас он уже рад, что не взял с собой Костика, — чего-чего, а вести себя тихо дроид совершенно не умеет.

Парень пробегает вдоль дальней стороны здания к краю пристани и прячется за небольшим штабелем ящиков для рыбы.

В свете луны он видит отца, который стоит рядом с…

Это гвардеец. Чандриланец. Теммину он кажется подозрительно знакомым.

И он действительно его знает — этот человек охранял камеру Юпа Ташу. Та же копна светлых волос и, хотя отсюда и не видно, наверняка те же шрам на подбородке и бледные глаза.

«Какой же я дурень», — думает Теммин. Отец просто разговаривает с охранником. Может, насчет завтрашнего дня — они с мамой будут стоять на сцене вместе с Канцлером, Леей и большинством остальных спасенных пленников. Наверняка это как-то связано с предстоящими событиями.

А он волновался! Тупица, тупица, тупица…

Теммин встает и вприпрыжку бежит по причалу, маша рукой.

— Эй, пап!

Собеседники поворачиваются к нему.