Дела семейные - Рохинтон Мистри

Поставил на стол чашку с блюдцем, заглянул в комнату к мальчикам. Вышел на балкон и оперся о перила. Неужели он превращается в одного из этих жалких мужей, которые являют собой пример добродушия везде, кроме собственного дома, где они тиранят близких?

Нет же, нет, не может быть. Просто у него похитили жизнь, ту жизнь, которой он жил еще несколько месяцев назад. Роксанино семейство украло у него мир и покой. И пока он не восстановит их, ему придется мириться с убожеством этого заточения в четырех стенах, которые совсем недавно укрывали его от брутальности города.

Надо было остаться в храме, вместо того чтобы торопиться сюда. Обратно в мерзкую комнату, пропахшую тошнотворными запахами болезни. Впрочем, какой толк от храма — не может же он поселиться там. Значит, его всегда будет дожидаться эта мерзость.

…Джехангир не мог сосредоточиться ни на каких уроках. Звуки, доносившиеся с дивана, сводили его с ума. Он хорошо знал, как это ужасно, когда хочется пи-пи, а невозможно. Он не забыл, как однажды мисс Альварес устроила контрольную и не разрешила никому ходить в сортир. Зато сразу после звонка он побежал. А бедный дедушка лежит и терпит и даже не знает, когда сможет сделать свои дела. Почему папа так упрямится из-за этой утки? Обыкновенно Джехангир интуитивно понимал, что расстраивает отца, но сейчас отец будто взял и выдумал себе причину для раздражения.

— Сходи ты к нему. Может, он разрешит? — попросил он брата.

— Не пойму, что выдумываешь! — возмутился Мурад. — Мама сказала, чтобы мы позвали тетю Вили. Мама договорилась с ней.

— Да, но что тетя Вили подумает, когда увидит папу? Это же нехорошо, папа должен подать утку дедушке.

— В твоих мечтах.

Нариман опять застонал, и Джехангир не выдержал. Тетю Вили звать нельзя, поэтому он отложил карандаш и направился к дивану, не обращая внимания на отчаянные предостережения Мурада.

Дедушку уже три дня не обтирали губкой, и от него пахло, как от корзины с грязным бельем, собранным для стирки. Джехангир взялся за костлявую, дрожащую дедову руку и что было силы потянул на себя, чтобы усадить его. Мама всегда сажает дедушку для пи-пи, она говорит, что движение полезно для его суставов.

Утка устроилась под диваном как гладкая белая тварь. Он поднял ее и помог дедушке попасть в отверстие, осторожненько, чтобы не задеть края. Похоже на ярмарочную игру, подумал Джехангир, когда надо провести петельку вдоль проволоки, не касаясь металла, а то сразу зазвонит звонок — и ты проиграл. Иногда, если мама спешила, дедушка охал от боли.

Стали ждать. Ничего не происходило. Дедушка беспомощно заглянул ему в лицо, натужился и почти зарычал.

Джехангир вспомнил, что делала мама в таких случаях:

— Пис-пис-пис…

На звук с балкона вернулся отец:

— Ты чем это здесь занимаешься?

— Дедушка больше не мог терпеть, — забормотал Джехангир, следя за тем, как прозрачная пластмасса желтеет от заполняющей ее жидкости. Нервничая из — за присутствия отца, он плохо держал утку.

Струйка прекратилась, закапало. Джехангир легонько встряхнул утку, как делала мама, но при этом несколько капелек упало на постель. Джехангир не успел подхватить их.

Вечер за вечером, с семи до девяти, забравшись на шаткие козлы из двух стремянок, скрепленных планкой, Эдуль сбивал с потолка штукатурку.

Джал накрывал мебель полиэтиленовой пленкой, становился на пороге, обозревая потолок. Время от времени он изображал участие в процессе, то замечая, что вот этот угол как будто уже в порядке и Эдуль может двигаться дальше или что здесь, оказывается, есть целый неповрежденный участок, который можно вообще не трогать.

В ответ Эдуль выдавал перлы из книги «Сделай сам»:

— Подготовка-половина дела, Джал, сынок. Сначала я должен проверить дранку под штукатуркой и убедиться, что она не прогнила. Иначе знаешь, как говорится? Поспешишь — людей насмешишь.

Эдуль принимался постукивать костяшками пальцев неповрежденный участок и понимающе кивал:

— Слышишь? Понял, что я имел в виду?

Джал лихорадочно крутил свой слуховой аппарат, стараясь хоть что-то услышать, чтобы обсудить услышанное. Склонив голову набок, он просил Эдуля постучать еще разок.

Старания брата ускорить ход ремонта тревожили Куми. Она прервала вечернюю молитву, вызвала брата на кухню и потребовала, чтобы он перестал надоедать Эдулю.

— Кончится тем, что он все бросит и уйдет! Ты что, не хочешь, чтобы папа вернулся? Так и скажи.

Джал пробормотал, что уже третий месяц настаивает на возвращении папы. И не может понять, отчего Куми потребовала, чтобы Эдуль начал с гостиной, а не с папиной комнаты.

— Я хочу, чтобы Эдуль попрактиковался в гостиной и учел свои ошибки. Мы же не можем сделать из папы подопытного кролика!

А Эдуль продолжал битву со штукатуркой. Вечер за вечером квартиру оглашал непрестанный стук его молотка. Будто судьба стучится в дверь, подумал Джал, которого все сильней беспокоили мысли о Роксане и Йезаде, о том, как невыносима должна быть жизнь в их крохотной квартирке.

Иногда мастер «сделай сам» вносил разнообразие в монотонность их теперешнего уклада. Однажды из гостиной донесся грохот, за которым последовал вопль Эдуля. Брат с сестрой бросились на помощь. Эдуль сидел на корточках, закрыв лицо руками, и кричал, что ему засыпало штукатуркой глаза.

— Дай посмотрю, — предложила Куми, но Эдуль не отводил рук от лица.

Куми велела Джалу подержать его за руки и, силой разомкнув Эдулю веки, дважды дунула в каждый глаз.

Эдуль заморгал, потер глаза, вытер их насухо.

— Ты гениальная женщина, Куми!

— От отца научилась. От Палонджи, моего настоящего отца. Джалу вечно попадал в глаза песок, когда нас водили гулять на пляж Чаупатти. Он был такой непоседа…

Куми пустилась в воспоминания о пляжных прогулках, на которые дети брали с собой купленные отцом ведерки, лопатки, сито и лейку. Они строили замки из песка, особенно хорош был Джал, у него просто талант открылся, и отец ужасно гордился, когда люди останавливались полюбоваться песчаными замками.

— Отец всегда говорил, что Джал будет знаменитым архитектором.

— Кто? Наш Джал? — засмеялся Эдуль.

Подобрав с пола молоток и зубило, он снова полез на козлы.

Через несколько дней — новая неприятность. Душераздирающий крик Эдуля уже не потряс их, они успели попривыкнуть к его злоключениям. Устало войдя в гостиную, они увидели, что Эдуль держит во рту большой палец.

— Говорят, у садовника должен быть зеленый палец, — попытался пошутить он, — а вот у мастера пальцы всегда в синяках и ссадинах. Профессиональный риск.

Джалу стало жалко Эдуля: