Потентиллум. Книга первая. Четверка и белый вар - Игнат Скриптор

говорил об отце: «Мой папа — то, мой папа — сё». И тут такое! Папаша его, конечно, редкий гад, но…

— А вдруг ты ошибаешься?

— Ошибаюсь? Да он даже не вспомнил о моем дне рождения? В понедельник,… ну, когда ты мне навалял, я утром получил поздравительную телеграмму от,… — Румянцев запнулся, — От его секретаря. Вечером он примчался в школу на комиссию, только потому, что пострадал РУМЯНЦЕВ. А ко мне он даже не зашел…

— У тебя че днюха в понедельник была? — изумился Саша. — Прости за «подарок», — он приоткрыл рот и потыкал пальцем зуб.

— Сам виноват,… — Румянцев вдруг посмотрел Саше в глаза.

Позвякивая лотком, в палату вошла Любовь Федоровна:

— Эй, чего не спишь? — шикнула она на Сашу, который быстро откинулся на подушку и прикрылся одеялом, — Два часа ночи! И ты проснулся? — она заметила открытые глаза Румянцева, — Я к тебе как раз, с лекарством…

После укола Румянцев тут же уснул, и спал уже по-настоящему. Саша — наоборот еще долго крутился, обдумывая минувший разговор: «Да, часто всё совсем не то чем, кажется!»

Открыв глаза, Саша увидел за окнами белую кутерьму. Он сел в кровати и посмотрел на Румянцева — тот лежал с закрытыми глазами — то ли спит, то ли нет.

— Эй, — тихо позвал Саша, но ответа не последовало. Тогда он поднялся, надел пижамные штаны и подошел к окну. Снег большими хлопьями валил с неба так часто, что солнце не угадывалось даже бледным пятном.

Снегопад наверно шел всю ночь, поскольку везде, где только мог задержаться снег, выросли внушительные, сантиметров по тридцать, шапки и сугробы.

Настенные часы показывали девять сорок, когда прорвавшись через кордон Любови Федоровны — «спят еще» — ребята вошли в палату. Дашка тут же громко затараторила:

— Видел, что на улице делается? — она чмокнула Сашу в висок, — Привет, как спал? Болит?

— Тихо, — Саша приложил палец к губам и кивнул на спящего Румянцева, после пожал руки Васе и Антону, — Здорово,… — Саша потянулся, широко зевнул, — …Нормально я. Пошли, в холле поболтаем…

— Ну чего, как ожоги, проходят? — Антон запрыгнул на подоконник.

— Уже лучше, — кивнул Саша. — Мазь хоть и щипучая, но помогает хорошо, — смущенно улыбнувшись, добавил, — Перевязки только очень стрёмные…

— С варом все по плану пока, если не считать этого, — Антон показал тыльную сторону левой ладони с большим красным пятном. — Добавил в котел жабью кожу, а он как плюхнет и на руку.

— Румянцев-то всё в отключке? — спросил Вася.

— Нет. Мы ж с ним даже поговорили ночью.

— Да ладно!

— Да. Прикиньте, у него днюха была второго ноября, ну когда я ему нос-то свернул, а папик его даже не поздравил.

— Вот уж, семейка,… — покачала головой Даша.

Румянцев проспал почти все воскресенье. Любовь Федоровна будила его трижды ставить уколы и один раз почти силой заставила хоть немного поесть. Все время, которое он не спал, Румянцев пролежал, отвернув голову от Саши.

Перенеся еще две «постыдных» перевязки Саша, после ужина, наконец, был отпущен из лазарета. Кроме «угу» в ответ на Сашино прощальное «бывай» Румянцев не проронил за воскресенье ни слова.

Хотя ожоги почти прошли, общее состояние Саши доктор нашел «весьма посредственным» и продлил уколы еще на три дня. Саша должен был приходить в процедурный утром, перед учебой и вечером, после ужина.

Глава 34 Снежновницы

Профессор Астролябова буравила ребят на заднем ряду недобрым взглядом:

— Некоторые студенты, видимо, имеют непреодолимое желание расстаться с жизнью еще до первой сессии! Во всяком случае, прикладывают к этому максимум усилий.

Друзья даже ждали, что лекция по ботанике начнется, с чего-нибудь подобного.

— Чего на нас-то смотришь? — прошептал Саша себе под нос, исподлобья глядя на профессора, — Мы что ли, в этот желоб-то полезли…

— Злится, — отозвался Вася почти беззвучно, — Мы ж могли утонуть и тогда всем её планам каюк…

День прошел без особых происшествий. Приятной неожиданностью для Антона стало освобождение от вечного дежурства на практике по ботанике:

— Интересно, — рассуждал он, спускаясь с друзьями по лестнице, — Ботаничка только на сегодня от меня отступилась, или навсегда?

— Да кто эту грымзу разберет-то, — негромко отозвался Вася, пропуская стайку весело болтающих студенток вперед.

— Ну что, отдудонили денек, можно и отдохнуть? — улыбнулся Кирилл, догоняя ребят. Его, Артема и еще нескольких одногруппников Астролябова задержала на выходе и что-то долго им выговаривала.

— Чего Астролябовой надо-то было? — спросил Саша, остановившись поправить шнурок на ботинке.

— Говорит, что у нее есть подозрения, мол, мы не сами пишем домашние работы, — ответил Кирилл, с улыбкой посматривая на Антона.

— Хоть в чем-то она права, — усмехнулся тот.

— Да, сказала, будет за нами следить и на следующем коллоквиуме, возможно, пересадит, — продолжил Артем.

— Значит, придется и вам хоть чего-то поучить…

После ужина Саша отправился в лазарет на укол. Он шел по переходу, размышляя над словами Румянцева о его отце. Вообще вся эта история не выходила у Саши из головы. Как такое вообще может быть! Для него, выросшего в детском доме, обретение семьи оставалось главной мечтой в жизни. Татьяна Николаевна, конечно, была всегда очень добра к ним, беспокоилась, учила самостоятельности, ответственности, но это все же другое. Она замечательная, ребята к ней очень привязались и полюбили, но…

— Очень хорошо, — Любовь Федоровна приклеила новую полоску колдопластыря, фиксируя салфетку на груди Саши, — К завтрашнему утру и этот затянется, — она обработала единственный еще не полностью заживший ожог.

— Спасибо. А Румянцев как? — Саша лег на кушетку и приготовился к уколу.

— В общем-то, неплохо, — Любовь Федоровна набирала лекарство в шприц. — Вчера вечером сняли гипс с руки, а сегодня после обеда Яков Семенович разрешил снять и с ног, — Она проворно обработала кожу спиртом и ввела жгучее лекарство. — Подержи ватку,… почти все ссадины и раны у него уже затянулись, кроме старых. В прошлый понедельник-то он не дал обработать лицо,… мы исправили только нос.

— А можно к нему? — кривясь от жжения, Саша медленно поднялся.

— Попробуй. К нему почему-то совсем никто не приходит. Он даже в библиотеку сегодня сам ходил.

Саша не стал стучать в дверь, а просто вошел в тускло освещенную палату:

— Здорово, — Саша сел на соседнюю кровать.

— Здорово, — не отрываясь от чтения, процедил Румянцев. Он высоко сидел в кровати, опершись спиной на подушку, на коленях лежала какая-то книга. — Нормально. Колдовское право, — буркнул Румянцев, опережая возможные Сашины вопросы.

Саша медленно кивнул глядя на Румянцева, но не сказал ни слова. После молча взял верхнюю из стопки книг и глянул название: «Практика дисциплинарных слушаний 2000–2005 гг.».