Нечестивый Консульт - Р. Скотт Бэккер

Не считая Отца.

Мы были слишком самонадеянными… – прошептал Сэмми.

Да. И жадными.

Они никогда даже близко не были Ему ровней. Теперь Кельмомас видел это совершенно ясно.

– Благословен, – разнёсся голос Отца под прогнувшимися холщовыми сводами Умбиликуса.

– Благословен будь, Мета-Бог.

Все эти игры с простецами не были мерой его Силы. Любой дурак может повелевать собачьей сворой. Случай с Инрилатасом вопиял об этом, особенно та лёгкость, с которой его брат видел сквозь все его маски и прозревал его без остатка.

Нет. Теперь он будет делать то, что стоило делать с самого начала – будет поступать так, как поступали его братья и сёстры: станет Его инструментом. Будет полезен…

Сперва чтобы выжить. Затем чтобы преуспеть… и возможно даже победить.

А мама? Мама перестала быть полезной, что подтверждалось её отсутствием здесь, и теперь могла лишь надеяться отыскать хоть что-то, в чём Отец мог бы положиться на неё. Даже её чрево стало бесплодным! Пусть она теперь лебезит перед своей шлюхой дочерью! Пусть ноет и липнет к ней! Она превратилась в дешёвку. В потускневшую и забытую безделушку, что меняют на кубок вина и добрую песню! Или же вовсе отдают задаром, лишь бы не видеть, как она превращается в хлам…

Мы совершим нечто грандиозное! Докажем нашу Силу!

Да… Да!

Вот тогда-то она узнает – тупая сука! Блудливая манда! Когда даже рабы откажутся подтирать ей слюни, мыть её потаённые места и отстирывать вонючее дерьмо с её простыней! Вот тогда-то она поймёт и снова будет его любить – любить, как ей и положено, и гладить его, и обнимать, и приговаривать: «Ох, миленький мой, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, прости меня!»

Да. Это казалось таким очевидным сейчас, когда он наблюдал за стадом кастовой знати, мычащим под отцовым ножом.

Она будет нашей наградой.

* * *

– Ишма та сирара…

Грозное собрание по слову своего Господина и Пророка поднялось на ноги, оформившись в какое-то подобие чаши, целиком занявшей дальнюю часть Палаты об Одиннадцати Шестах и состоящей из полных ожидания лиц. Заключавшееся во всём этом противоречие притягивало мальчика – страстное воодушевление некогда могучих душ, неистовая жажда восстановить свои добродетели и достоинства и сопровождающая происходящее гнетущая аура непобедимости, присущая тем, кому довелось пережить невообразимые испытания. Они казались одновременно и призраками – существами, сотканными из дыма и кривотолков, – и чем-то вроде груды неразрушимых железных слитков. Палата об Одиннадцати Шестах также несла на себе следы разрухи и небрежения – прореха в западной стене, погасшие фонари, вытертая кожа и гнилая холстина. Кельмомас узнал два ковра, лежащие на утрамбованной земле меж императорской семьёй и лордами Ордалии, ибо ему множество раз доводилось промерять эти ковры шагами, когда они выстилали пол Имперского Зала Аудиенций. Ему было известно, что ранее они служили декорацией, будучи щедро украшенными вышивкой, представлявшей собой наглядное повествование о Первой Священной Войне, – историю о том, как его Отец обрёл свою святость – но теперь они казались лишь частью этой взрытой земли, грязью Голготтерата, а все вытканные на них яркие, живые образы превратились в мутные пятна.

– Вы… – начал Отец, – изготовились к битве. И полны усталости.

Сыны Трёх Морей смотрели на него восхищённо, как дети.

– И я спрашиваю вас… Что за чудо привело нас сюда – в это место?

Увлечённо внимая даже вопросам.

– Что за чудо привело нас к самому концу Человечества?

Пройас! – позволил себе Кельмомас молчаливую издёвку.

– Века промчались мимо, словно нож, брошенный сквозь Пустоту, – молвил Отец; слова его грохотали будто гром отдалённой, но всё же явственно слышной грозы. – Нож, что, сверкая лезвием в необъятной тьме, преодолел невообразимые бездны, дабы, наконец, вонзиться сюда. В это самое место. Он сокрушил пронизавший корни Мира хребет Вири – одной из величайших кунуройских Обителей древности. Он вознёс цепи Окклюзии и исторг пламя, возжёгшее сами небеса – и те, что прямо над нами, и те, что вокруг нас…

Кельмомас вытянул голову, чтобы взглянуть на Отца, и вдруг обнаружил, что не способен отвести взора от невероятных глубин его Метки, от сияющего великолепия его шерстяных облачений и белых шёлковых одежд, от ореола, окружающего его руки и голову…

– Но сам нож не сломался, – молвил Отец. – Оставшись невредимым, он начал источать яд. Стал отравленным шипом, воткнутым в грудь Сущего; поражённым заразой бивнем, пронзившим сей… Святейший из Миров.

Заколдованные гобелены Эккину, длинными хвостами свисавшие за отцовым сиденьем, по какой-то необъяснимой причине становились всё более яркими. Мальчик заметил, что губы декапитантов шевелятся, будто один из них что-то шепчет на ухо другому…

Ладонь Сервы легла на его щёку и, надавив, заставила смотреть вперёд.

– Проткнутые, пронзённые, веками истекали мы кровью. Тысячелетиями мы терзались недугом, различая Эпохи нашего Мира по приливам и отливам этой болезни. Целые цивилизации корчились в муках, поражённые этой порчей – сперва нелюди былого – Куйяра Кинмои и его ишрои, а затем и могучие, свирепые люди Древнего Севера – мой праотец Анасуримбор Кельмомас и его рыцари-вожди.

Услышав имя своего древнего тёзки, Кельмомас возликовал – ну разумеется, он был нужен Отцу здесь! Он воплощал собой не только дом, но и историю. Серва говорила правду: ему нужно найти свою роль во владычестве Отца. И отчего Кельмомас всегда так ненавидел и боялся его?

Оттого, что он был способен увидеть игру, в которую мы играли с мамочкой.

– Обоим этим великим королям довелось стоять там, где стоим сейчас мы – на этих ужасающих пустошах. Оба они подняли оружие, и оба пали в тени сего места.

Оттого, что он пугал нас…

– Они пали, ибо с ними не было Бога, – сказал Отец.

Воинственное сборище разразилось бурей хриплых возгласов. Воплей. Выкриков. Яростных заявлений. Люди на ярусах Умбиликуса вскочили со своих мест. И Кельмомас почувствовал, как все они вибрируют, словно нити, натянутые на ткацкий станок Отца. Казалось, впервые он постиг красоту, симметрию своей искажённой души и веры.

Да! – воскликнул Самармас. – Отец! Отец!

Я вверю себя ему! Я вверю себя ему, и он увидит это! Увидит, что я не вру!

Это же так очевидно, каким же дураком он был. Лишь то, что Отец всегда был чересчур занят другими делами, давало Кельмомасу возможность играть в его игры. Такая Сила! Ведь именно это и восхваляли сейчас собравшиеся здесь простачки, хоть они ничего и не понимали. Владычество их Господина! Своё собственное порабощение!

– Но с нами всё иначе! – прогремел голос Наисвятейшего Аспект-Императора, и лорды Ордалии согласно взревели, топающими ногами и воздетыми кулаками выказывая охватившее их воинственное неистовство.