Хельсрич - Аарон Дембски-Боуден

Кладбище снаружи было завалено мертвыми врагами, но оставшиеся в живых несколько сотен имперских воинов больше не могли держать оборону.

— Это помещение… — Портовик тяжело дышал. — Здесь мало укрытий.

Андрей отстегивал силовой ранец.

— Это неф.

— Что?

— Помещение называется нефом. И ты прав: защиты здесь нет. — Штурмовик вытащил пистолет и побежал дальше внутрь храма.

— Ты что делаешь? А как же винтовка?

— Она разрядилась! Пошли, мы должны найти жреца!

Райкин стрелял из автоматического пистолета, тратя на прицеливание между выстрелами считаные мгновения. Майор припал к земле за черным камнем усыпальницы святого, имя которого он не смог вспомнить. Отдача от выстрелов была резкой и сильной, гильзы со звоном сыпались на ближайшие надгробия.

— Отступаем, сэр! — завопил один из его людей.

Инопланетные твари прорывались через кладбище подобно шумной, монолитной апокалиптической волне.

— Еще нет…

— Сейчас же! Пошли, глупец! — потянула его за плечо Тиро.

Пистолет потерял цель. Впрочем, все равно стрелять в орков было то же самое, что плевать в океан. Райкин выскочил из-за относительно безопасного укрытия за плачущей статуей. И вовремя, потому что через мгновение ее разнесло на куски огнем из автоматического вражеского стаббера.

— Они идут? — закричал он второму офицеру, тяжело хромая.

— Кто?

— Чертовы Храмовники!

Но они не приходили.

Отступающим уцелевшим солдатам показалось, что черные рыцари лишились разума: Храмовники прорубали себе путь вперед, в то время как прикрывающие их войска сломали строй и отступили.

Никто ничего не мог понять.

Никто не получал ясного ответа по воксу.

Баярд погиб.

Приам видел, как пал великий чемпион и за одно сердцебиение был утрачен его стиль смертоносных ударов. Мечник убивал с основательностью крестьянина, который колет дрова в каком-нибудь захолустном агромире, он сражался великолепным мечом с острым лезвием, окутанным смертоносной энергией, как обычной дубиной.

— Неровар! — завопил Приам по воксу. — Неровар!

Другие Храмовники подхватили крик, зовя апотекария извлечь геносемя героя.

Баярд стоял, прислонившись к стене изукрашенного мавзолея, вырезанного из белого с розовыми прожилками камня. Тело не упало лишь потому, что через горло прошло копье. Вне всякого сомнения — смертельный удар. Приам выиграл секунду, прекратив отчаянно блокировать и парировать, — мечник рискнул принять удар топора на наплечник и использовал ее, чтобы вытащить копье. Топор ксеноса высек искры, когда отскочил от керамитовой защиты плеча. Труп чемпиона Императора рухнул на землю, избавленный от унижения.

— Неровар! — вновь воззвал Приам.

Первым до него добрался Бастилан. Снятый с сержанта шлем обнажил лицо столь окровавленное, что только по белкам глаз можно было понять, что он был человеком. Кровавые клочья кожи свисали с головы, обнажая череп.

— Черный меч!

За четыре удара бешено бьющихся сердец Приам отразил дюжину ударов. У него не было времени добраться до благословенного оружия, что выронил погибший Баярд.

Изувеченное лицо Бастилана вдруг разлетелось кровавыми брызгами. К тому времени как обезглавленное тело сержанта с глухим лязгом керамита упало на землю, Приам вогнал силовой меч в грудь вооруженного болтером орка, который стоял за спиной убитого рыцаря.

— Неровар!

Последние слова Бастилана что-то изменили в Храмовниках.

Их осталось двенадцать.

Рыцари сгрудились в кучу, их клинки рубили и кромсали не только, чтобы убить врагов, но и чтобы защитить братьев позади себя. То была инстинктивная жестокость, рожденная в многих десятилетиях сражений плечом к плечу.

— Возьми меч! — прорычал Гримальд. Он атаковал впереди остальных, яростно разя врагов крозиусом и прокладывая кровавый путь к Приаму. — Верни нам Черный меч!

Мы не можем оставить его здесь. Мы не можем оставить его на поле битвы, если жив хоть один из нас.

Люди называют нас по воксу безумными и просят отступать вместе с ними. Для них эта резня, должно быть, похожа на сумасшествие, но у нас нет иного выхода. Мы перестанем быть Крестовым Походом, это нарушит нашу самую священную традицию. Черный меч должен оставаться в черных руках до тех пор, пока есть кому его сжимать.

На мгновение — всего на одно мгновение — я чувствую боль, когда вижу тела Баярда и рядом Бастилана. Двое лучших братьев меча, когда-либо служивших ордену, пали во славе. Все больше инопланетных тел заслоняют мне обзор. Еще больше ксеносов истекут кровью, пока я прорублюсь к Приаму.

Жажда кровопролития и мрачное спокойствие нисходят на нас. Яростная битва, оружие лязгает о броню, а я резко шепчу слова по вокс-каналу, которые, как я знаю, не слышит никто, кроме него.

— Приам!

— Реклюзиарх.

Моя булава отбрасывает двух тварей, и на один удар сердца никакие инопланетные варвары не разделяют нас. Взгляды встречаются в эту секунду, прежде чем нас обоих заставляют отвернуться и продолжить бой с новыми врагами.

— Ты новый чемпион Императора Крестового Похода Хельсрич, — говорю я ему. — Возьми свой меч!

Майор Райкин говорил в наручный вокс, повторяя то же самое, что и минуту назад. Голос эхом разносится по нефу, странно дополняя хриплое дыхание и стоны раненых.

— Кто-нибудь из бронетанковых подразделений, ответьте. «Богоборец» замечен к югу от храма. Кто-нибудь из бронетанковых подразделений, ответьте, ответьте.

Со своего наблюдательного пункта у одного из разбитых витражей майор наблюдал, как над разрушенными стенами кладбища высится туша гарганта.

Он не узнал голос, который наконец ответил. В нем одновременно были горечь и раздражение, но майор все равно улыбнулся.

— Принято.

— Эй, назовите себя.

— Я Амасат, принцепс «Баньши» — титана класса «Владыка войны».

«Баньши», названный так по имени визгливого чудища из мифологии Древней Терры, сделал все, что мог, чтобы привлечь внимание «Сокрушителя Богов». Залпы из орудий-рук и установленных на плечах батарей обрушились на силовые щиты гораздо более мощного титана. Сирены, которые использовали, чтобы предупреждать свою пехоту об опасности, ревели на гарганта. «Богоборец» разразился потоком так называемого «белого шума». В ответ раздался всплеск машинного кода от техножрецов «Баньши».

Этого оказалось достаточно, чтобы отвлечь гарганта от намерения сровнять с землей храм Вознесения Императора.