Немецкий мальчик - Патрисия Вастведт

— Здравствуй, Элизабет! — говорит Рейчел. За восемь лет она почти не изменилась, разве что кожа слегка пожелтела, да под глазами появились темные круги. Рейчел вытирает руки о фартук. — Я так и думала, что ты придешь.

Рейчел в сине-зеленом платье, на фартуке картинка — падающие сковородки. Яркий наряд удивляет Элизабет. В длинных распущенных волосах Рейчел мелькает седина. Наверное, она не убирает их в прическу, потому что не ездит в город и не принимает гостей.

— Эдди встретил Джорджа и малышку Мод на Брукленд-роуд. Он мне все рассказал. — Рейчел пристально смотрит на Элизабет. — Мои соболезнования. Бедная Карен!

Элизабет понимает: надо что-то ответить, но между ней и Рейчел столько всего произошло, что подходящие слова вылетают из головы. Извиняться уже поздно и бессмысленно.

— Я должна покормить кур. Пойдем со мной, — спокойно предлагает Рейчел, распахивает дверь черного хода и берет ведро.

Они с Элизабет вместе медленно идут через двор, словно делают это каждый божий день и ничего особенного сегодня нет. Вороная кобыла Бруно Шрёдера до сих пор пасется в загоне Эдди. От старости спина прогнулась дугой, а шкура давно не блестит. Эдди больше на ней не ездит, говорит Рейчел. Вторая кобыла умерла два года назад, и теперь ее подруга не желает расставаться с Мишкой, гнедым в яблоках пони Тоби Шрёдера, — только пони может ее утешить.

А вот и сам Мишка. Пони спит, поджав ноги, и едва не тычется носом в траву. Элизабет осторожно приближается. Мишка сопит, прядет ушами, трясет головой, но глаз не открывает. Элизабет его гладит, и ее пальцы постигают каждый сальный волосок, задубевший от ветра и воды. Она всегда считала пони открытыми и веселыми созданиями, а сегодня видит, что Мишка коварен. Под кожей у него что-то дергается — пони отгоняет муху. Элизабет не страшно утреннее солнце, она не в силах оторваться от пони.

— Не будем ему мешать, — тихо просит Рейчел.

На знакомый голос выбегают куры, десятки красно-коричневых орпингтонов, а следом целый выводок цыплят. Цыпа-цыпа-цыпа, приговаривает Рейчел и разбрасывает корм. У ее ног пищат цыплята.

Элизабет запускает руку в ведро, и, увидев золотистый водопад зерна, несколько кур бегут к ней, остальные по-прежнему верны хозяйке. Цыплята суетятся, боясь, что им не хватит. К пиру присоединяются скворцы, потом ворона, но орпингтоны угрожающе машут крыльями, и она улетает.

Так вот что творится по утрам на ферме за тополями.

Потом Рейчел садится на кормушку, Элизабет — рядом. Солнце играет мускулами, свет застывает.

Рейчел читает письмо и, не говоря ни слова, берет Элизабет за руку. Ужас и неверие Элизабет устремляются в ладонь подруги, а их место заполняет благодарность. Внутри что-то подается, слабеет, распадается, и мышиный писк, в котором слов нет и быть не может, вырывается на свободу.

Заморозки начались в декабре 1946-го, когда запасы топлива подходили к концу, а с резким понижением температуры в стране почти не осталось угля. Зато осталась здоровая изобретательность и умение довольствоваться тем, что есть. Раз угля нет и взять его негде, будем греться по-другому. Пришла мода на электрокамины, а электроэнергия стала дефицитной.

В январе обсерватория в Кью зафиксировала двадцать пасмурных дней подряд. В Английском канале появился паковый лед, а в заливе Уош — льдины. Чтобы наладить доставку угля, немецких военнопленных заставили разгребать десятифутовые заносы на железной дороге, но солдаты разгромленной армии не горели желанием помогать Англии и работали спустя рукава.

Мистер Шинуэлл, министр топлива и энергетики (точнее, их отсутствия) правительства его величества, решил проблему сокращением спроса. Появились жесткие нормы потребления электричества, а равно мыла, маргарина и сахара. По всей стране закрывались фабрики и заводы, прервали трансляцию телепередач, ограничили радиовещание, уменьшили размер и толщину газет. Угля почти не сэкономили, зато люди настрадались. Война закончилась, а жизнь, превращенная в битву с пайками, стала еще тяжелее.

В феврале оставшийся в поле картофель выкапывали пневматическими перфораторами. Коровы и овцы замерзали насмерть. Над страной навис призрак голода. Но если англичане думали, что это самое страшное, то ошибались: они еще не пробовали барракуту.

Для борьбы с голодом министерство продовольствия импортировало миллион банок барракуты. «Барракута — южноафриканская сестра английской скумбрии, — вещали рекламные плакаты, — очень полезна и изумительно вкусна в любом виде. Поданная под пикантным соусом, она украсит праздничный стол, а протертая с жареным луком приятно разнообразит ежедневное меню». Однако среднестатистический англичанин, даже окоченевший и оголодавший, счел барракуту отвратительной, и консервы скормили английским кошкам.

Пятого марта в стране бушевала самая сильная метель века, а десятого наступила оттепель. Земля промерзла и воду не впитывала — начался паводок. Реки вздулись и хлынули в озера, которые стали размером с моря, а когда сливались, то с целые океаны. Фермеры спасали как могли перезимовавший скот от новой напасти.

Эдди Сондерс снова бродил по затопленным пастбищам с половиной бочонка. На этот раз его сопровождал не только верный колли, но и Рейчел.

Рейчел втайне радовалась, что Элизабет не зачастила в гости. Погода ли ее останавливала, горе или угрызения совести, Рейчел не знала и знать не хотела. Слишком много забот, слишком велик долг перед Эдди — незачем тратить время на исправление ошибок прошлого, в котором, увы, фигурировали Карен и Элизабет Оливер.

Очередная весна нагрянула вместе с Элизабет. Почти год минул с тех пор, как она, онемевшая от горя и шока, пришла к Рейчел с похоронкой на Карен в руках.

Воскресным утром Эдди чистил обувь на крыльце, колли грелся в разбавленном солнечном свете, а Рейчел читала в шезлонге, надев темные очки и куртку мужа. Она услышала голос Эдди, подняла голову и увидела Элизабет.

— Надеюсь, не помешала, — сказала гостья.

В ее неподвижном взгляде до сих пор читалось горе. Рейчел даже книгу не закрыла: с чем бы ни пожаловала Элизабет, цели у нее эгоистичные, так зачем облегчать ей жизнь?

— Хочу поговорить с тобой и Эдди.

— Мы оба здесь, — сказала Рейчел, но встать не удосужилась.

Элизабет смотрела под ноги и на свое отражение в темных очках Рейчел, пока не вмешался Эдди.

— Давайте пройдем в дом и сядем поудобнее. — Он составил начищенную обувь в ряд и сложил шетки в ящик. — Элизабет, ты ведь выпьешь с нами кофе?

Элизабет сидела за кухонным столом, держа на коленях сумочку. «Зачем она нарядилась? — недоумевала Рейчел. — По проселочным дорогам ведь шла». Впрочем, Джордж разбогател на войне, — наверное, шуба для Элизабет дело обычное. Было время, когда Рейчел тоже наряжалась по воскресеньям и развлекала гостей беседой, — было, но прошло.