Война затишья не любит - Алескендер Рамазанов

В 6.45 по местному времени «уазик», привлекший внимание Азарова, на секунду прижался к подъезду, где жил шеф «Тура», а затем вырулил в сторону аэропорта. Еще через полчаса Карганов вышел с очередным «импортным» туристом, не спеша завел свой допотопный, усеянный клепками «Лендровер», и укатил в том же направлении.

В восемь ноль-ноль таможня и граница дали добро. Размещая пассажиров в салоне вертолета, Карганов усадил «польского» клиента у выхода, так, чтобы тот мог без труда общаться с борттехником, отдал последние распоряжения сопровождающему и, уже сходя по трапу, поманил за собой Астманова.

– Агееву что сказать?

– Привет передавайте, скажите, что улетел нормально. Хотя… Пусть поищет нашу общую знакомую: в госпиталях она. Скорее всего у погранцов. Ей, наверное, плохо. Да вот еще, сейчас один звонок сделаю, а потом отдайте телефончик Азарову, как встретите в городе… Вадимыч? Все в порядке… Звони, можно.

Карганов понимающе усмехнулся, когда Алексей вынул сим-карту и протянул ему телефон:

– Всех подвязал под свою миссию? Это ты умеешь. Говорили, что ты мастер, в смысле работы на тебя. А вот с Риткой не сложилось?

– Когда мы с Ритой работали – остальная братия могла отдыхать. Только кому из нашей братии этот «Союз меча и орала» нравился? Вот, нашли, за что укусить. Пора, однако, спасибо, товарищ полковник. Век в долгу перед «Туром».

– На том свете, угольками, – усмехнулся Карганов и, едва приметно кивнув в сторону «уазика», язвительно спросил:

– А что, если бы не так пошло на посадке – огнем прикрыть собирались?

Астманов глянул на медленно раскручивающийся винт:

– Не знаю, но там Пылица и Мухин со своими бойцами.

Карганов, вроде как шутливо, перекрестился:

– Свят. Свят… Ну и компания у тебя, Алексей.

– Друзей не выбирают. Пора. – Астманов протянул руку и, пригнувшись под напором воздушных струй, зашагал к вертолету.

Пылица и Мухин, разведчики и «афганцы», были известны «в узком кругу ограниченных лиц» как люди решительные и последовательные. В начале девяностых годов на них пытались повесить дело о нападении на загородный дом, оккупированный боевиками одного из каких-то таджикских фронтов. После налета местной прокуратуре просто некого было допрашивать по другому возмутительному случаю – похищению и убийству двух русских студенток. А в чем, собственно, вина этих честных прапорщиков? Да, подъехали к дому, вошли в него не таясь. Уехали добром. Свидетели видели, как бородатый автоматчик раскланивался у ворот с гостями. А то, что через час дом очень зло загорелся с четырех углов, а в обугленных черепах его обитателей сидело по паре пуль из пистолета Стечкина, так это особая песня. На этих боевичков весь махалля большой зуб имел. И потом, прокуратура могла бы поторопиться: девчонок к тому времени полгода как похоронили.

В Бартанге охотников за призовыми рогами встречали плечистые бородатые молодцы на двух внедорожниках «Ниссан». Астманов напрягся, узнав в одном из встречающих бывшего боевика из Язгулема – в свое время известного свадебного борца, а позже приближенного Яши Горбуна, ныне покойного памирского наркобарона. На пике славы и власти Горбуна разорвало в клочья на веранде собственного дома. А ведь грозился весь Хорог засыпать долларами, лишь бы пограничники не мешали. Выходит, не сошлись в цене…

Борец устремился было к вертолету, но, остановленный представителем «Тура», ограничился созерцанием взлетающей «восьмерки». Астманов вздохнул спокойней. Внизу вспыхивала на солнце извилистая лента Мургаба, до места высадки оставалось километров сто пятьдесят. Десантирование посадочным способом в объятия московских «рексов», надышавшихся «вонючки», никак его не устраивало. Хоть на полчаса, но раньше друзей Папаясса. И все будет так, как задумано. Если прав Учитель и эта палица богов не может нанести вреда человеку, да еще и просыпается только в руках избранных, то нечего опасаться. А если нет? И дорджи – просто очередное устройство массового уничтожения? Кто взял, тот и хозяин положения? Тридцать лет связано с этим камнем. Жизнь вращалась вокруг него. Ну, тогда, как в том анекдоте: «На фиг мне такая жизнь!» Последний довод – вот он, двести граммов пластида под липучкой на пустом животе. Там поторгуемся. У Яшки жизнь не в пример хороша. А нет, так Сарез обоих примет. И кроме Папаясса никого не подпущу. Кстати, хорошо бы перекусить. Это нервное: так же хотелось есть, когда башку чуть не снесло под Алиабадом сорванным стволом БМП-1. Вовремя опустел магазин, пригнулся за новым. Или пригнули? Но там под ногами катался черный хлеб…

Астманов вытянул из нагрудного кармана плоскую флягу с изображением бегущего оленя и отпил добрый глоток смеси коньяка с горьким шоколадом. Особую прелесть этому допингу придавала настойка одного из видов полыни. Эта неприметная травка хорошо была известна тем, кто готовил сурью – солнечный напиток – ариям и скифам. Горьким дымом этой полыни дышали предки славян, вызывая души умерших, ее пеплом посыпали раны…

Борттехник поднял руку, привлекая внимание Астманова, потом показал вниз. «Ирхт», – по движению губ понял Астманов и подтянул поближе рюкзак. Посадка не предусматривалась, это было оговорено заранее, поэтому рюкзаку идти первым, так понятнее, сколько там до поверхности – два метра или все четыре. Но все разрешилось вполне культурно: борттехник, разгадав намерение Астманова изуродовать поклажу, показал на аккуратно уложенный фал с узлами, пристегнутый к стойке солидным карабином, и приблизил губы к уху Астманова: «Пошел. Ни пуха…» Астманов, выставив пальцами «виктори», прижал их ко лбу, что должно было означать традиционное «к черту!».

Хорошо разошлась по крови сурья! Астманов не замечал ни ледяного ветерка, рвущегося с озера, ни усталости или одышки, свойственной для каждого, кто отвык от высокогорья. Рюкзак он спрятал у гидропоста. Там же снял красную куртку и щегольскую оранжевую кепку с надписью «Cresy extrim forever», подарок Карганова, разложил их приметно у входа в домик гидрологов. Сам же, оставшись в пятнистом комбинезоне, пошел искать подходящий плацдарм. Его устроила небольшая площадка над обрывистым выступом дамбы. Внизу, метрах в пятидесяти, слегка рябила голубая кристально чистая вода. Еще глоток сурьи (может быть, расточительный, кто знает, сколько придется идти одному?), и можно ждать с любовью…

Прерывистый звук вертолетного движка он услышал в тот момент, когда ему почудилось движение в каменном лабиринте слева. Не раздумывая, Астманов дернул молнию комбинезона и, прихватив в правую руку цилиндрик пьезоэлектрического разрядника, растянулся на площадке. Настанет пора подняться, и провода, уходящие из кулака к черному корсету, умному человеку скажут многое.

Пятнистая «восьмерка» (арктический вариант) приземлилась у гидропоста, из нее высыпался десяток вооруженных людей. Четверо залегли вокруг вертолета, двое, пригнувшись, держа автоматы на отлете, перебежками двинулись к домику. Дверь-то зачем вышибать? Не в катран же ломитесь? И курточку неосторожно так сдернули, а как под ней сюрприз? А рюкзак чем тебе не понравился, «ламрахуа»? Да-да, именно «сын ишака», поскольку топтать чужое добро – грех не только в горах. Астманов перевел взгляд на осыпь: вроде тихо, показалось. А если и есть кто, так все же не враг – было время выстрелить в спину и до подлета вертушки. Значит, наблюдаем за вертолетом. Пока выпустили собак. А вот и хозяева! По лесенке, как-то уж очень неуверенно, спустился Папаясс, за ним обозначились «жертвы вонючки». Неужели и мадам с ними? Нет, крепок «бургунч», как первая любовь…