Операция "Выход" - Скарлетт Томас

Джули примерзает к стулу. Она – кошка Шрёдингера? Нет. Кошка – Люк. Разве нет?

– Джули?

– Что? О, верю ли я в квантовую теорию? Ну, вообще-то нет. Я допускаю, что она может быть верна, только на самом деле она ничего не значит, за исключением того факта, что «вероятность» – дурацкая концепция. От нее никакого проку: букмекеры порой ошибаются, но не так уж часто, и можно снять колоду пятьдесят раз подряд и каждый раз вытянуть ту же карту, особенно если мухлюешь. Вероятность обретает смысл только в контексте бесконечности, потому что как только речь заходит о вероятности, приходится принять идею бесконечного числа исходов, а она все запутывает. Я только это и хотела сказать. Бесконечность всегда создает парадоксы. Фактически, если бы существовало бесконечное число возможностей и бесконечное число вселенных, одна из возможностей заключалась бы в том, что бесконечного числа возможностей не существует. Эта возможность отменила бы все остальные.

Она вздыхает.

– В общем, суть в том, что я верю: случаются самые странные вещи, – и никто не убедит меня в обратном с помощью теории вероятности, потому что едва речь заходит о вероятности, приходится согласиться, что с равным успехом может произойти что угодно, в том числе вещи, которые куда страннее того, из-за чего беспокоишься.

Вэй снова встает и с минуту меряет шагами комнату.

– Несмотря на весь свой ум, ты все же не самый мудрый человек в мире, а? – в конце концов произносит он. – Ты права, но ты не используешь знание, которым обладаешь. Тебе нужно перестать сознательно проделывать все эти вычисления. Пусть о них позаботится твой дух – лучшие решения обычно принимаются за долю секунды, например, когда ты машинально сворачиваешь, если кто-то выскакивает на дорогу перед твоей машиной. Когда ты это делаешь, твой мозг производит тысячи операций, вычисляет расстояние, время, скорость и так далее, и ты этих вычислений даже не осознаешь. Если бы тебе была знакома радость спорта, ты бы знала, что твой разум способен вычислить, как сила тяжести воздействует на мяч. Когда ты влюбляешься – это дело твоего внутреннего мира. Твое подсознание – или твой дух – производит удивительные вычисления. Не надо постоянно его подавлять.

Вэй поворачивается, смотрит на Джули и снова садится на стул.

– Впрочем, возвращаясь к нашей дискуссии: что бы с тобой ни случилось, есть только два возможных исхода, если исключить тот, в котором ты превращаешься в игральную кость, бросаешь себя миллиард раз подряд и каждый раз выкидываешь шестерку. – Он смеется. – Ты должна осознать, что в твоей ситуации – когда в тебе слишком много страха – все бесконечное число возможностей сводится к двум основным. В сущности, ты либо выживаешь, либо нет. Это демонстрирует даже эксперимент Шрёдингера. Невозможно быть живым на пятьдесят процентов. Ты принимаешь это?

Столь изящное математическое рассуждение Джули вынуждена принять.

– Да.

Вэй смотрит на нее.

– Если ты выживаешь, то все о'кей. Но что, если ты умрешь?

Джули пронизывает холод.

– Этого я стараюсь избежать.

Вэй нахмуривается.

– Но чем тебя так страшит смерть?

– Тем, что я перестану существовать. Небытием.

Тут его голос смягчается.

– А ты уверена, что смерть ведет к небытию?

– Что? Разумеется.

– А как же все остальные – так и хочется сказать, бесконечные – возможности? Существует множество идей о жизни после смерти, существует понятие реинкарнации, наконец, есть теория, в которую верю я: твой дух продолжает жить во всем живом в природе. Многим культурам свойственна вера в жизнь после смерти. Фактически в нее верят миллионы людей во всем мире. Существует великое множество разных версий загробной жизни. – Вэй смеется. – Вот чего после смерти точно не может быть – это небытия.

– Почему?

– Ну же, Джули. Небытие не может «быть». А значит, его не существует. Используй свою логику. – Он улыбается. – Ты же любишь ее использовать. Давай. Может, бесконечность и приводит к парадоксам, но в нее куда легче поверить, чем в небытие. Мы используем свое бытие, чтобы размышлять о бесконечности, потому что она существует. Это концепция существования, возведенная в высочайшую степень. Это абсолютное бытие. Но как мы можем размышлять о небытии? Ты слышала фразу «природа не терпит пустоты»? Конечно, слышала. Природа дала бы ответ на многие твои вопросы. Природа – это одно бытие. В ней даже смерть ведет к жизни. Я думаю, ты и без меня все это знаешь.

Джули улыбается.

– О'кей, но я все равно боюсь умереть. Я знаю, что это эгоистично, но я не хочу прямо сейчас уступать свое место под солнцем кому-то другому. Я просто хочу как можно дольше быть самой собой – по крайней мере, пока совсем не состарюсь.

Вэй вздыхает.

– Люди, пережившие клиническую смерть, утверждают, что в этом нет ничего страшного. Они говорят, что видели чудесные огни, счастье.

– Знаю. Но, по-моему, это на самом деле просто галлюцинация, вызванная отмиранием зрительного нерва, или типа того.

– Разве? Я слышал об эксперименте, в ходе которого было доказано, что дух человека может воспарить над телом или, по крайней мере, каким-то образом от него отделиться, потому что людям удавалось видеть предметы, размещенные в комнате так, что их нельзя было разглядеть с пола. На самом деле, человеческий дух – мастер путешествовать, если верить рассказам. Привидения, духи-проводники, шаманский полет, сны. Если твой дух может путешествовать, то, уж конечно, он может жить после смерти?

– Правда? Вы верите во все это?

Вэй улыбается.

– Я верю, что жить – хорошо и что у жизни есть смысл. Послушай, мои слова не излечат тебя мгновенно – ты, наверное, уже поняла, что я работаю не так. Но ты можешь укрепить свое душевное здоровье, тебе стоит лишь спросить себя: «Что самое плохое может произойти?» – и осознать, что лишь в крайних случаях это смерть, и даже если так, что с того? Если смерть – худшее, что может случиться, ты с этим справишься! Ты сильная красивая девушка, Джули. Ты и в самом деле думаешь, что со смертью тебе придет конец? Конечно, нет. И даже если так – в чем я сомневаюсь, – если нет ни рая, ни духовного мира, ни загробной жизни, все равно смерть не будет концом, потому что ты оставишь после себя что-то прекрасное: своих детей или свои идеи. Может, чудесный сад, красивую картину или песню, которую ты сочинила. Это важные вещи. Но ты не сможешь их создать, не сможешь прожить жизнь, если в тебе столько страха.

Джули вздыхает.

– Я знаю. Вы правы. Просто на то, чтобы это принять, у меня может уйти какое-то время.

– Слушай, Люк наверняка уже заждался, когда ты за ним придешь, так что, к сожалению, нам пора заканчивать. Но я с удовольствием с тобой пообщался. – Вэй встает и берет с тумбочки два листка желтой бумаги. Один пустой. Вэй протягивает его Джули, потом дает карандаш. – Я приготовил кое-какие инструкции – думаю, они тебе помогут. Это всего лишь разумные предосторожности, которые тебе нужно соблюдать, чтобы оставаться здоровой – а это единственное, о чем ты на самом деле беспокоишься, – так что можешь смело продолжать путешествие, веселиться с друзьями и заниматься своей странной математикой. Некоторые из этих инструкций – даосские, но по большей части это просто советы, которые тебе вполне могли бы дать бабушка с дедушкой или любой другой здравомыслящий человек. И вот что, Джули: не бойся болезни; ты заболеешь, но потом поправишься, и ты можешь прочитать чудесную книжку, пока лежишь в постели. Болезнь может оказаться благом.