Притворись мертвым - Анжела Марсонс

Ким не могла понять, откуда она это знает.

В рации на поясе энтомолога раздался треск.

– Профессор и Брайант вызывают Стейси.

Обычно при использовании полицейской волны для позывных надо пользоваться фонетическим алфавитом[87], но они все согласились, что для их целей будет достаточно имен собственных.

– Прием, – ответила Стейси.

– Мы на точке один. Все спокойно.

– Принято.

Они сделали еще несколько шагов и увидели знакомый дуб прямо перед собой. Луч фонаря осветил розы, лежащие у его корней. Казалось, что с того момента, как Ким впервые заметила эту учтивость могильщиков из «Вестерли», прошло уже несколько недель.

– Почти добрались, – заметила Кэтрин.

Опять раздались статические помехи в эфире.

– Джамиль и Доусон на точке два. Все спокойно. Конец связи.

Они услышали, как Стейси подтвердила прием, прежде чем рация вновь замолчала.

Неожиданно ушей Ким достиг какой-то посторонний звук. Она остановилась и коснулась рукой плеча Кэтрин.

Та тоже замерла.

Негромкий звук был хорошо слышен. Для Ким это был звук колес.

– Вы слышите? – прошептала она.

И скорее почувствовала, чем увидела, как Кэтрин рядом с ней кивнула.

Обе они стояли не шевелясь и вслушивались в темноту.

– Доносится вон оттуда, – сказала инспектор, указывая на грунтовую дорогу у подножия холма.

Она напрягла зрение и посмотрела в ту сторону, где, по ее мнению, проходила эта грунтовая дорога. Оттуда доносился звук медленно двигающихся колес.

Грунтовка шла под уклон. Это должен быть убийца.

Детектив поняла, что водитель выключил мотор и машина движется накатом.

Она сделала несколько шагов вперед, уверенная, что ее скрывает темнота, и сказала:

– Посмотрите. Посмотрите вон туда. – На расстоянии трехсот футов был ясно различим приглушенный свет фар, который медленно двигался в их сторону.

Ким почувствовала одновременно и волнение, и облегчение. В основном облегчение. Она все поняла правильно. У Трейси есть шанс.

– Скорее, Кэтрин. Сообщайте. Пусть остальные знают, что мы его видим.

Кэтрин сняла рацию с пояса и заговорила.

– Кэтрин вызывает Стейси. Мы на точке три… – Тут она поверх фонаря посмотрела на Ким, – …и здесь все спокойно.

– Какого черта ты несешь? – крикнула Стоун, пытаясь схватить рацию.

Понимание пришло к ней слишком поздно, как раз в ту секунду, когда первая капля дождя упала ей на руку.

На какое-то мгновение она забыла обо всем вокруг. О своих коллегах, об операции, даже о жертвах – ее мозг судорожно тасовал известные ей отрывочные факты.

– Боже, так вас двое… Именно поэтому он привозит их сюда. Ты помогаешь ему избавляться от тел. Но почему…

Ким замолчала – и еще несколько фрагментов встали на свои места. Ее мозг выстраивал их по порядку, и у нее перед глазами возникала стройная картина. Как же она могла не заметить связи между этими двумя?

– Вы же встретились с Грэмом в Бромли, правильно? – спросила Ким, мысленно складывая два и два. Они должны были быть там в одно время, а Ким прекрасно знала, как ущербные души могут находить друг друга.

Еще две капли дождя упали ей на руки, а вдали раздался удар грома.

– Верно, и я никогда этого не забуду. Эти идиотские групповые обсуждения, на которых мы должны были говорить о своих чувствах и таким образом лечиться… Неужели постоянные мысли о собственном страхе могли помочь нам избавиться от него? Опять сделать нас полноценными людьми? – резко прозвучали в темноте слова Кэтрин.

Ким не могла двинуться. Проблеск молнии осветил искаженное гримасой ожесточенное лицо женщины, которая стояла перед ней. Кэтрин Эванс идеально освоила искусство ношения масок, подходящих к случаю, но сейчас она была самой собой. Той самой настоящей Кэтрин, которая никак не могла избавиться от кошмарного испытания, пережитого в детстве.

– И только один человек там имел мужество говорить правду. Свою правду, или… нашу. Он открыто говорил о том, что хочет отомстить людям, которые причинили ему боль. И не делал секрета из того, что его не интересуют ни излечение, ни всепрощение. Он жаждал мести, и только она одна могла его излечить. И да, у нас было нечто общее, что связало нас. Мы оба хотели отомстить. И оба знали, что не сможем жить нормальной жизнью, пока наши мучители не наказаны.

– Но как ты могла помогать ему, Кэтрин? – спросила потрясенная Ким. – Ты же на себе испытала страх, когда тебя похищают, когда лишают безопасности нормальной жизни… Только посмотри, что это сделало с тобой, – и ты помогаешь кому-то делать то же самое?

– Не будь идиоткой. – В голосе Кэтрин звучал гнев. – Это совсем другое. Тогда я была ребенком, и…

– Но даже будучи взрослой, ты не можешь избавиться от ужаса, когда думаешь о том, что они могут за тобой вернуться. Я же была у тебя в доме, Кэтрин. Я видела тебя в этом ящике. Я вытащила тебя из него. И тогда ты не притворялась.

– Конечно, нет. Я никогда не притворялась. Пока эти негодяи были живы, я пребывала в постоянном страхе, – сказала Кэтрин, и на небе блеснула еще одна молния.

– А ты думаешь, что женщины, которых похищал Грэм, боялись меньше? А ты ведь помогала ему… Я не понимаю, Кэтрин. Две женщины умерли из-за вас двоих. Как ты могла пойти на такое?

На лице Кэтрин, освещенном светом молнии, не было ни сомнений, ни раскаяния.

– Потому что у нас была договоренность. Что мы будем помогать друг другу.

– Но твои похитители никогда… – Ким не закончила фразы, потому что в этот момент вспомнила одну ключевую деталь из их беседы в доме Кэтрин. Женщина настолько потерялась из-за своего страха, что проговорилась о том, что боится, что «он» вернется. А похитителей и насильников было двое. И то, что Кэтрин использовала единственное число, говорило о том, что она знает: один из них уже мертв.

– Это были Айвор с Ларри, так? Эти двое растлили тебя. И перемены, которые произошли с тобой, не имеют ничего общего с возможностью спокойно работать в «Вестерли». Они случились потому, что умер твой второй обидчик. Он вышел из тюрьмы две недели назад. И вы что, оба дожидались этого момента?

– Эти двое мерзавцев лишили меня жизни, – огрызнулась Кэтрин. – Ты даже представить себе не можешь, что эти гребаные свиньи со мной делали. Каждый вечер я ощущала на себе их вонючее отравленное дыхание; слышала скабрезности, которые они шептали мне на ухо. Один за другим, один за другим – они передавали меня по кругу, как какую-то бутылку виски, от которой не отлипали. Они забрали у меня мое детство и мою семью. Я уже не могла вернуться к нормальной жизни. Вернувшись из Бромли, я уже не знала своих родителей, а они не знали меня. Ужас, который вселили в меня эти двое, разъедал мое тело, как раковая опухоль. Он был везде. И выбора у меня не было, инспектор. Я могла жить, только если они умрут.