Кровь слепа - Роберт Уилсон

— Возможно, МИБГ и права, и европейцы действительно стали слабаками, — сказал Хавьер. — Прошлой ночью я пренебрег всеми своими принципами. Я вел переговоры и вступал в торг с преступниками, крал вещественные доказательства. Я купился на подкуп и в конечном счете не захотел убить.

— А причина?

— Не месть, — сказал Фалькон. — Одна любовь.

— Кого к кому?

— Моя к Консуэло. И моя к ее сыну Дарио.

— Ну а при чем тут мальчик?

— Его похитили.

Якоб словно на секунду застыл, а потом медленно подался вперед, наклоняясь через стол и вглядываясь в лицо Фалькона, пока тот описывал ему весь ужас прошедшей ночи, вновь охвативший его со всей своей неодолимой силой.

— Но если у русских мальчика нет, то где же его держат? — задумчиво проговорил Якоб.

— Я думаю, он в Марокко.

— Но почему?

— Потому что в одном из угрожающих звонков, который я получил после свидания с тобой в Мадриде, было сказано, что вскоре кое-что должно произойти и, когда это случится, я пойму, что случилось это из-за меня, потому что я кое-что «вспомню». Вот я и вспомнил. А ты… вспоминаешь, Артуро? — докончил Фалькон, назвав Якоба его прежним, давно забытым именем.

— Когда они его схватили?

— Когда я находился с тобой в Лондоне, — отвечал Фалькон. — Они выкрали его из лавки футбольного клуба на севильском стадионе, пока мать его говорила по телефону.

— И ты считаешь МИБГ ответственной за похищение? — спросил Якоб.

— Не знаю. Но может быть.

— Какая им от этого выгода?

— Смутить меня и внести разлад в мое сознание. Оказать на меня давление. Отвлечь меня, заставив переключить внимание, — пояснил Фалькон, — чтобы им было легче достичь желаемого с новым своим новобранцем.

— И?.. Продолжай. Выговори, что хочешь сказать!

— Нарушить нашу связь с тобой, — сказал Фалькон. — Потому что я чувствую, что причина произошедшего кроется в наших с тобой тесных отношениях.

— Таким образом, они испытывают и тебя. И что же они обнаружат?

— Что, считая любовь и семейные узы слабостью и сентиментальностью, они последовательно и на протяжении всей истории толкают нас на жестокость и беспощадность не меньшую, чем проявляет любая идеология и любой религиозный фанатизм.

— Послушай меня, Хавьер, — сказал Якоб, сверля Фалькона через стол темными глазами, — никогда и ни при каких обстоятельствах ты не должен сообщать никому того, что я рассказал тебе в Лондоне. Это вопрос жизни и смерти. Если это произойдет, то могу тебе гарантировать, что Дарио вы больше не увидите.

— Какого черта ты хочешь сказать? — возмутился Фалькон. — Я считал, что твоя стратегия сработала, что история с этим саудитом — в прошлом.

— В прошлом, но не окончательно, на время, и разведка до сих пор этим интересуется, — сказал Якоб. — Поверь мне, они ни перед чем не остановятся и будут слать к тебе шпионов еще и еще раз, чтобы выведать то, что я тебе рассказал. И однако, говорить этого ты не должен.

— Выходит, ты знаешь местонахождение Дарио?

— Нет, не знаю, но направление поисков мне ясно, и мальчика я найду, — сказал Якоб и встал из-за стола. Они обнялись, и Якоб поцеловал Фалькона в щеку.

— Одного я никак не пойму, — сказал Фалькон. — Зачем ты рассказал мне все это в Лондоне, зная, что для тебя это может быть так опасно.

— Во-первых, ты мой единственный настоящий друг. И, как ни странно это звучит, есть вещи, безопасность которых может гарантировать только знание их одними друзьями. А во-вторых, мне крайне важно, чтобы кто-то один знал и понимал всю правду.

По дороге из Осуны в Севилью, вторник, 19 сентября 2006 года, 18 часов

Направляясь в Севилью, Фалькон говорил по мобильнику с Рамиресом. Солнце, уже клонившееся к западу, сверкало так ярко, что глазам было больно даже в солнечных очках, а может, боль причиняло не солнце, а что-то непрестанно свербевшее в мозгу и смущавшее, что-то помимо мыслей о Дарио.

— Где ты сейчас, Хосе Луис?

— В диспетчерской аэропорта. Частный лайнер, арендованный консорциумом «Ай-4-ай-ти»/«Горизонт», должен прибыть в пять минут восьмого, — отвечал Рамирес. — Назавтра запланирован и отлет. В полдень они летят в Малагу.

— Что Калека?

— Находится в камере.

— А детективы Серрано и Баэна?

— Торчат в машине возле Андалузского парламента. Дожидаются, когда из здания выйдет Алехандро Спинола, — сказал Рамирес. — А младший инспектор Перес тоже засел в машине возле офиса муниципального градостроительного центра на острове Картуха, потому что одно мое доверенное лицо в мэрии сообщило, что у мэра в семь тридцать назначено совещание.

— А с управляющим отелем ты связался?

— Там только одно интересно: «Горизонт» сегодня перезвонил и отменил бронь на один из обычных люксов, заменив ее заказом президентского номера, цена которого две тысячи пятьсот евро за ночь.

— Наверно, для какой-то важной шишки, — заметил Фалькон.

— А на одиннадцать часов заказан ужин на десятерых — в апартаменты.

— Что скажешь о прочих гостях?

— Имеется американская пара, зарегистрированная под фамилией Зимбрик. Есть также пара немецкая, по фамилии Надерманн, и трое с испанскими фамилиями — Санчес, Ортега и Капо, — доложил Рамирес. — Двое из них уже сообщили, что прибудут позднее.

— Кто резервировал номера в последние двое суток?

— Санчес и Ортега, — ответил Рамирес. — И «Горизонт», сделавший поправку.

— Что-нибудь еще, на что мне стоит обратить внимание?

— Кроме того, «Горизонт» зарезервировал на один час до ужина конференц-зал и кинозал и попросил установить там видеоаппаратуру.

— Похоже, наше предположение о готовящемся новом крупном строительном проекте подтверждается, — сказал Фалькон. — Сначала они осмотрят место, потом представят свой проект на экране, а после праздничный ужин и, возможно, торжественное подписание контракта.

— «Горизонт» к тому же особо попросил подать после ужина шесть бутылок винтажного шампанского «Кристаль».[21]

— Значит, это не просто очередной шаг в переговорах, — заметил Фалькон. — Это торжественный момент и апофеоз, почему содержимое портфеля Василия Лукьянова оказывалось так важно.

— Но без дисков что может сделать русская мафия? — удивился Рамирес.