Уравнение времени - Татьяна Михайлова

– Ромка две недели злой ходил, как шакал, сам так сказал, но держался. Только ночью пару раз дымил, я видела. Но смог, бросил. А тот, кардиолог, наврал ему, а сам и на балконе, чтоб никто не видел, и на лестничной площадке, когда Ромки дома не было, каждый день смолил. И сейчас продолжает, где только сигареты берет, сволочь, их не найти нигде, по карточкам тоже не дают.

– И сейчас? – очень тихо переспросил Илья, – где берет… Кажется, я знаю, где.

– Это точно он. – Наташа вдруг успокоилась, сжалась в комок и смотрела в стену перед собой, – больше некому. И Владимира Николаевича тогда, и Ромку… Илья, что мне делать? – она рывком повернулась, смотрела, не мигая, прямо ему в глаза. Слезы снова потекли по ее щекам, но выражение лица девушки не изменилось. И от этого Илье стало страшно, он впервые за долгое время испугался по-настоящему. И был готов на все, чтобы Наташа хотя бы всхлипнула, опустила голову или основательно разрыдалась. Но нет – она сидела напротив неподвижно, как неживая, смотрела в упор и не отводила взгляд.

– Ничего, – прошептал Илья, – ничего, я все сам сделаю, сам. Сегодня.

Он осторожно привлек Наташу к себе, обнял, и почувствовал, что она дрожит – от холода, страха или отчаяния. Ее плечи вздрагивали, но девушка не двигалась, и Илье показалось, что он обнимает восковую куклу.

– Все наладится, все пройдет, – тихо говорил он первые пришедшие в голову глупости, осторожно гладил Наташу по волосам. Оба прекрасно знали, что ничего уже не наладится. Максима и Романа нет, продавшая его тварь жирует на подачки оккупантов, и до дня весеннего равноденствия осталась всего неделя.

– Подожди, все вернется, все будет, как раньше. Время потечет по своему пути, а мы вернемся назад…

– Я знаю, – прошептала девушка, – я подслушивала вас тогда, в новогоднюю ночь. Мы встретимся? Там, в прошлом? Довоенном? – она отстранилась, посмотрела на Илью, смешно захлопала мокрыми ресницами.

– Обязательно, – Илья улыбнулся ей, – обязательно. И ты, и я, и Роман. Максим, Антоха, Андрей – встретимся, и не раз.

– А мы узнаем друг друга? – она вытерла кончиками тонких пальцев глаза, на щеках остались мокрые полоски.

– Узнаем, – Илья снова привлек Наташу к себе, осторожно коснулся губами ее мокрой от слез щеки, теплых губ. – Я тебя узнаю, обещаю…

– И я тебя, – прошептала она, – я тебя тоже узнаю…

Время остановилось, свернулось в клубок и легло у ног как большой пушистый кот. В стекло стучали капли дождя, завывал ветер, но все это было очень далеко, Илье казалось, что от непогоды и войны их отделяют не тонкие стены дома, а многие километры расстояний. Или века, толща времен, о которой говорила Ольга, как об обмелевшем море, выпустившая из своих глубин чудовищ, еще не успевших стать людьми. Хрупкая тишина и покой в любую секунду могли исчезнуть, утонуть в звуках выстрелов или криках, Илья цеплялся за каждую секунду стремительно истекавших драгоценных мгновений, впитывал в себя, боялся растерять. Где-то очень далеко провыла сирена полицейской машины, и этот звук вырвал Илью из забытья, напомнил, что нужно торопиться. Но он не мог двинуться с места, боялся шелохнуться, потревожить сидевшую рядом Наташу. Но она все поняла, легко вскочила на ноги. Девушка посмотрела в окно, накинула на голову капюшон куртки.

– Надо идти, мамка волнуется. Она одна оставаться долго не может, плачет постоянно.

Потом вытащила из кармана сложенный листок бумаги, подала его Илье.

– Вот, возьми. Здесь мой телефон, и Ромкин. Позвони мне, ладно? Когда все закончится…

Илья молча кивнул, сжал записку в кулаке. Наташа улыбнулась, сделала шаг назад, потом еще.

– Пока, – так просто и беззаботно попрощалась она, будто они расставились ненадолго, чтобы снова встретиться завтра и пойти в кино. Или в парк кататься на роликах.

– Пока, – смог, наконец, сказать, Илья вышел вслед за ней, вдохнул сырой мартовский воздух, долго смотрел девушке вслед. Потом вернулся в подъезд, засек время по маленьким часам. Пять минут, семь, десять. Все, можно идти, с собой у него нож и пистолет, этого достаточно. Даже если вернуться назад не получится, на засевшую в норе крысу патронов хватит. «А дальше как карта ляжет» – вспомнил он слова Романа и побежал через дождь и туман к дорожке через пустырь, остановился. И ни огонька, ни звука вокруг – дома словно вымерли, люди и духи не выходили в этот глухой час из укрытий, ждали рассвета. «На демонов это правило не распространяется» – Илья помчался к знакомому подъезду, прыгая через ступеньку, взлетел на пятый этаж. Он замер перед нужной дверью, прислушался, оглянулся назад. Все тихо, огромный дом спал или замер в ожидании развязки. Илья бесцеремонно грохнул рукоятью пистолета в дверь:

– Открывай, полиция! – проорал он в ответ на робкий вопрос, вломился в квартиру, захлопнул дверь. И сразу понял, что попал в цель – Захаров Алексей Семенович кретином не был, он сразу понял, кто и зачем пожаловал к нему в неурочный час.

– Меня заставили, – только и сказал он, пряча мелкие тусклые глазенки, и глядя на наведенный на него пистолет, – я не хотел. Поймите меня, я не думал, что их убьют, я только сказал, что видел двоих, они зашли в его квартиру. А потом меня опознал торговец, у которого я купил эти тряпки, показал монету… Что мне было делать? – умоляюще шептал вжавшийся в стену кардиолог, От звуков голоса врача Илью едва не стошнило – ему почему-то казалось, что он снова слышит, как гудит над разложившейся коровьей тушей рой жирных мух.

– Макса тоже заставляли, – негромко произнес Илья, – и Романа. И Владимира Николаевича…

Услышав эти слова, взвизгнула, было, открывшая ему дверь необъятная бесформенная баба – жена кардиолога, но Илья приставил дуло пистолета к ее лбу, и баба заткнулась, поскуливала только. Алексей Семенович воспользовался заминкой, рванулся вперед, попытался вырвать пистолет из рук Ильи, но получил рукоятью по переносице. Кардиолог шарахнулся к стене, закрыл руками окровавленное лицо. Илья коротко глянул на него, переключился на тетку. Время уходило стремительно, до рассвета оставалось совсем немного, а рисковать Илья не мог. Он снова приставил пистолет ко лбу стонущей от страха бабы, нажал на спусковой крючок и отшатнулся назад. Жена кардиолога свалилась на пол, врезалась простреленной головой в угол шкафа и замерла. Илья убрал пистолет, переступил через труп женщины, и за волосы поволок врача в комнату. Тот тихо выл, пытался сопротивляться, размахивал окровавленными руками.

«Взять жизнь вблизи, чувствуя весь процесс» – кажется, именно эти слова произнес тогда, в прошлой жизни Роман, показывая им, щенкам, как нужно обращаться с оружием. Он что-то еще говорил про барьер, который нужно преодолеть, но Илья не видел ничего, что могло бы помешать ему осуществить задуманное. Илья вытащил нож, и кардиолог снова попытался спасти свою шкуру, закрыл горло руками, попытался вырваться.

– С волками жить – по-волчьи выть, – как молитву повторил Илья, ударил кардиолога затылком об пол, тот прекратил сопротивляться, но сознание не потерял. Илья быстро посмотрел в окно – небо стремительно серело, рассвет был близко. Еще немного, и над городом расплывутся тяжелые металлические звуки. Илья глубоко вдохнул, сжал в ладони рукоять ножа и одним резким сильным движением перерезал врачу горло. И без ненужных чувств и эмоций с хладнокровием профессионального убийцы ждал, когда закончится агония. Все, дело сделано, нужно уходить. Илья прокрался в коридор, выбрался на лестничную площадку, и побежал вниз. Ему было все равно – любого встреченного им на пути Илья сейчас мог убить голыми руками. Выстрел наверняка, слышали все, а кто-то, возможно, заметил и Илью. Но это уже было неважно. Дорога сама стелилась под ноги, Илья не заметил, как проскочил нейтралку, перемахнул через забор, промчался по территории завода. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя – мир снова исчез, сузился, исчезли звуки и краски. И только оказавшись, наконец, в помещении склада, Илья пришел в себя.