Разрушенный дворец - Эрин Уатт

И тут до меня доходит.

– Стив хотел повесить убийство Брук на меня?

Элла ежится, а я чувствую такую ярость, что глаза застилает красная пелена. Я прихожу в себя только на полпути к камину.

Где-то вдалеке кто-то выкрикивает мое имя, но все мое внимание сфокусировано на одном человеке. Он помогал мне учиться кататься на велосипеде, играл в футбол со мной и с моими братьями. Черт, именно он дал мне мой первый презерватив!

Рядом с ним сидит на коленях медик, измеряя давление, с другой стороны стоит детектив Казинс.

Вдруг около меня появляется Элла и, положив на мою руку свою теплую ладонь, шепчет:

– Не надо.

И я каким-то чудом нахожу в себе силы не броситься на Стива. Мне хочется избить своего когда-то любимого крестного до кровавых соплей, но я закрываю глаза, и ко мне возвращается самообладание.

– Зачем? – только и могу выдавить я. – Зачем ты это сделал?

Братья встали стеной у меня за спиной. Папа тоже подходит и встает рядом. Стив смотрит на Себа и Сойера, потом задерживает взгляд на Истоне, затем на мне и наконец останавливается на отце.

– Это был несчастный случай, – хрипло отвечает он.

– Что именно? – спрашивает папа, в его голосе слышится боль. – То, что ты пытался убить собственную дочь? Или то, что хотел повесить убийство на моего сына? Как давно ты вернулся на самом деле? Ты тоже спал с Брук?

Стив качает головой.

– Все не так, старина. Она же была настоящей дрянью, настраивала вас с Ридом против друг друга.

Папина рука вдруг взлетает вверх, и о камни недалеко от головы Стива разбивается лампа. Мы все вздрагиваем.

– Мы никогда не стали бы врагами. Никакая женщина не смогла бы встать между нами.

– Брук смогла бы. Дина – тоже. – Он презрительно усмехается блондинке, которая сидит в десяти метрах от него. – Все эти женщины, с которыми мы были, Каллум, хотели уничтожить нас. Черт, даже твоя жена!

Элла издает слабый стон. Мы с папой смотрим на нее, но она старательно избегает встречаться с нами взглядом.

– Что такое? – резко спрашиваю я.

Элла глубоко вздыхает.

– Элла, – умоляет ее Стив. – Им необязательно знать.

Она снова вздыхает.

– Проклятье! – ругается Стив, а потом с бешенством смотрит на детектива Казинса. – Уведите уже меня отсюда. Рана поверхностная, медицинская помощь мне не нужна. Заприте меня в тюрьму. Черт, вы уже зачитали мне мои права!

И тут я начинаю понимать, чего так боится Стив. Того, что, видимо, узнала Элла.

– Это как-то связано с мамой, да? – охрипшим голосом спрашиваю я.

Только сам не знаю, кого именно: Эллу, Стива, папу или космос. Но стоит мне упомянуть маму, как лицо Стива бледнеет.

Элла сжимает мою руку, но по-прежнему отказывается смотреть мне в глаза.

– У Стива был роман с твоей мамой, – шепчет она.

В комнате повисает тишина. Даже детектив Казинс, кажется, ошарашен этой новостью, хотя он вообще не был знаком с моей матерью.

– Элла, – продолжает умолять ее Стив. – Прошу тебя…

Но она не обращает на него никакого внимания и смущенно поворачивается к папе.

– Мария написала ему письмо, где говорится, что она больше не может жить с чувством вины. Я нашла его в комнате, где жила Брук. Она попыталась спрятать его. – Ее печальные глаза смотрят сначала на меня, потом на моих братьев. – Это не ваша вина.

Элла ставит ударение на последнем слове.

Папа пятится назад и, чтобы не упасть, опирается на край стола.

Слова, которые только что произнесла Элла, никак не укладываются в моей голове. Это просто набор звуков. Они недоступны пониманию. Сойер и Себ словно приросли к выложенному плиткой полу. Я тоже в оцепенении и в ужасе от того, что только что узнал.

Только Истон не утратил способности двигаться.

– Ублюдок! Скотина! – кричит он и бросается на Стива.

Детектив Казинс встает между ними. Близнецы оттаскивают Истона. Папа выпрямляется и выходит вперед.

Каждая частичка меня хочет снова накинуться на Стива. Выбить из него все дерьмо за то, что он сделал со мной, с мамой, с моей семьей. Но худенькая рука Эллы перышком лежит на моем плече, удерживая меня на месте.

Как-то я пошутил, что она держит меня на поводке, – и это правда. Рядом с ней я становлюсь лучше: более собранным, более сто́ящим. К тому же после всего того, что ей пришлось сегодня пережить, я не хочу причинять Элле еще бо́льшую боль, избив ее отца.

– Как долго это продолжалось? – Полный ярости взгляд отца сосредоточен на его лучшем друге.

Стив дрожащей рукой вытирает рот.

– Она сама пришла ко мне.

– Как долго? – рычит папа.

Казинс вызывает по рации подмогу.

– Мне нужно подкрепление, срочно. У меня здесь пять Ройалов, и каждый жаждет крови.

Стив смотрит прямо в глаза отцу.

– Только один раз. Она соблазнила меня.

Застонав, папа поворачивается к Элле.

– Как долго?

– Я не знаю. Вот письмо.

Она протягивает ему помятый лист бумаги с оторванным левым уголком.

Я сразу же узнаю́ его. У мамы был набор именной бумаги и конвертов. Она говорила, что каждая истинная леди напишет благодарственное письмо от руки, а не станет звонить по телефону. И уж тем более никогда не отправит сообщение или электронное письмо.

Папа выхватывает листок из рук Эллы и читает его. Затем аккуратно складывает его пополам (что явно дается ему с трудом) и отдает обратно Элле. Я толкаю ее локтем, и она кладет письмо в мою руку.

– Ты заслуживаешь гореть в аду, – шипит папа на Стива, его тело вибрирует от сдерживаемой ярости. – Я всегда поддерживал тебя, заступался за тебя, когда кто-то сомневался в твоей чести, в твоей преданности. – Он делает глубокий, тяжелый вдох. – Мне невыносимо даже смотреть на тебя.

Я бросаю быстрый взгляд на письмо, но даже от вида маминого почерка у меня начинает болеть сердце. Все это время я считал себя виноватым в смерти мамы. Истон тоже винил себя. Близнецы несколько месяцев были как зомби. Наша семья распадалась. Мы ненавидели отца, самих себя. Когда вдруг в нашем доме появилась Элла, мы стали ненавидеть и ее. Мы обращались с ней как с мусором.

Как-то ночью мы с Истоном даже высадили ее на обочине дороги, вынудив идти домой пешком. Конечно, мы следовали за ней на расстоянии, потому что не конченые подонки, но все равно заставили ее поверить, что она одна.

Я не знаю, не понимаю, как она смогла простить меня и полюбить.