Одержимость - Джоанна Элм

Да, обещала, но кто мог знать, что придется задержаться в студии в ожидании новостей о Молли Хескелл. Весь день из Филадельфии приходили сообщения о том, что Молли исчезла и ее ищут. К пяти часам ничего не прояснилось, и Габриэлла решила остаться, поручив продюсеру передачи позвонить копам в Нижний Мерион.

Продюсер потратил на звонки кучу времени, но не получил никакой информации.

— Насколько я понял, ее все еще не нашли, — отчитался он. — В полиции говорят, что им нечего добавить к тому заявлению, которое они сделали вчера.

Габриэлла думала о Молли почти всю дорогу. Ей было жаль коллегу, хотя она вполне допускала, что именно Молли Хескелл послужила причиной ее собственных неприятностей. Молли хотела всего и сразу: работу в Нью-Йорке, Джека Кэйна и ребенка. Такая позиция не могла привести ни к чему хорошему, и Габриэлла отчетливо это понимала. Но… из ошибок Молли она извлекла полезные для себя уроки, а вот Джеку Кэйну пришлось учиться на своих собственных ошибках. Во всяком случае, теперь он наверняка будет осмотрительнее в щепетильных делах.

— Мама?! — Габриэлла в недоумении остановилась на пороге кухни. Никого. На столе — полбутылки «Катти Сарк». Неужели Глория отправилась спать, прежде чем вырубилась окончательно? Не приняв пятую дозу?! «Это новость», — подумала Габриэлла и ощутила укол тревоги, заметив рядом с бутылкой два стакана. Она прошла в столовую, потом в гостиную. Матери нигде не было.

Габриэлла открыла дверь, ведущую в подвал. Глория редко наведывалась туда, хотя дочь превратила эту часть дома в сказочную комнату отдыха. Но миссис Росситер предпочитала отдыхать по-своему. В подвале ее интересовала только огромная морозильная камера, которую по настоянию матери установила там Габриэлла. «Мне нужно место, где можно хранить запасы, — плачущим голосом канючила Глория, — на случай, если повторится снежная буря». Это звучало забавно, учитывая, что большую часть калорий она потребляла в жидком виде.

Охваченная нехорошими предчувствиями, Габриэлла поспешила вниз, ожидая увидеть Глорию распростертой перед дверью гигантского холодильника. Однако матери не оказалось и там.

Габриэлла подошла к бару в углу, сняла с гвоздика, на котором висела картина, ключ, открыла бар и налила себе немного «Джонни Уокера». Потягивая виски, она оглядела стены и полки — повсюду красовались вставленные в рамки вырезки из газет и журналов со статьями о ней. Две полки над телевизором были забиты видеокассетами с записями репортажей, подготовленных ею на Седьмом канале.

Глотнув виски, она прочла название на одной из кассет: «Филадельфия, покрытая мраком» — тупой, примитивный фильм в трех частях о ночной жизни города, предназначенный исключительно для того, чтобы пощекотать зрителю нервы во время ноябрьских гуляний. После съемок прошел почти год, и Габриэлла успела забыть об этом фильме, хотя именно ему суждено было стать поворотным пунктом в ее жизни. Сериал привлек внимание Джека Кэйна.

Раньше они с Кэйном практически не общались. Но как-то раз в пятницу, примерно за неделю до праздников, он вошел в комнату редакторов и спросил, будет ли фильм готов к сроку.

— Вы беспокоитесь, справится ли новый репортер с трудным заданием? — с вызовом спросила Габриэлла, тут же, впрочем, добавив: — Я собираюсь посвятить этому все выходные.

Кэйн усмехнулся и направился к выходу, но в дверях задержался, глядя, как она работает с редактором Скоттом. Габриэлла чувствовала, что Джек не отрывает от нее взгляда, но стоило ей поднять голову, как он моментально переключился на монитор.

— Если вы наведаетесь в студию во время уик-энда, то к завтрашнему утру я закончу первую часть, — сказала она.

Кэйн улыбнулся.

— С удовольствием посмотрел бы, но, к сожалению, завтра я буду занят дома.

— Звучит так, словно это не вызывает у вас особого энтузиазма.

Кэйн пожал плечами.

— Жена затеяла мелкий ремонт. В тысячный раз. А рабочих кто-то должен контролировать.

Габриэлла удивленно уставилась на него.

В ответ Джек снова улыбнулся.

— Эмма обожает постоянно что-то переделывать, менять обстановку, но запах свежей краски вызывает у нее головную боль, поэтому, как только в дом входят маляры, она немедленно уезжает. — Он многозначительно кашлянул. — Однако времени у меня будет много, так что пришлите мне кассеты, я их с удовольствием посмотрю. В канцелярии есть мой адрес.

Габриэлла снова обратилась к экрану монитора; лицо ее горело. Она изо всех сил пыталась сосредоточиться на сценарии. Но мысли вертелись исключительно вокруг Джека Кэйна. Он никак не выходил у нее из головы. Между ними проскочила какая-то искра, это несомненно. У Габриэллы в прошлом бывали интрижки, и она очень хорошо поняла, что сказал ей Джек: он хочет увидеть ее сериал, жена в отъезде, адрес — в канцелярии… Разве можно выразиться яснее?

Кэйн забросил удочку, и Габриэлла схватила наживку, хотя и волновалась, как девчонка, по дороге к его дому в ту памятную субботу.

Волнение было напрасным, припомнила Габриэлла, поставив стакан на стол. В этот момент наверху раздались какие-то звуки. Когда она поднялась из подвала в прихожую, в дверь, пошатываясь, ввалилась ее мать в сопровождении того самого репортера, который приставал к ней в бутике.

Глория и Лестер застыли на месте, осознав, что их буравит взглядом Габриэлла.

— Привет, солнышко мое! — радостно воскликнула Глория. — Ты опоздала, и Лестер пригласил меня на обед. Мы с ним чудесно провели время.

У Габриэллы волосы встали дыбом, когда она увидела, как Лестер Фрэнкс, заботливо взяв пожилую даму под локоть, отвел ее в спальню и помог лечь на покрытую вельветовым пледом кушетку.

Фрэнкс выпрямился и шагнул к Габриэлле, протягивая руку.

— Вот мы и снова встретились.

Его рука повисла в воздухе, что, впрочем, нисколько не обескуражило Лестера.

— Мы отлично пообедали с вашей матушкой. — Он улыбнулся. — И очень мило поболтали…

Какая-то едва заметная интонация, с которой Фрэнкс произнес словосочетание «мило поболтали», помешала Габриэлле сказать, чтобы он убирался вон.

— Вы мило поболтали, Лестер? И о чем же, если не секрет? — Она говорила нарочито спокойным голосом, чтобы репортер не уловил ее внезапно возникшего страха.

Лестер все еще безмятежно улыбался.

— О вашем отце.

— О моем отце? — Габриэлла отдала бы все на свете, лишь бы не слышать этого.

— Да, о вашем отце.

Желудок Габриэллы словно сжался в тугой болезненный узел. Вызывающий взгляд репортера и тон, каким Лестер произнес последние два слова, не оставляли сомнений — мамаша выболтала всю подноготную.

— Я же предупреждал вас, что узнаю эту историю, Габриэлла. — В тихом голосе Лестера таилась угроза. Репортер самодовольно ухмыльнулся. — Никогда не думал, насколько это будет хорошо! Господи, до чего же удачная была у меня неделя!