Женщина из Пятого округа - Дуглас Кеннеди

— Что? — спросил я. — Бессмертие?

— О, ты умрешь… как и все. Это уж точно не в моей власти. Но единственное, что я могу обещать… что до конца дней у тебя будет свой ангел-хранитель; он будет неотступно следовать за тобой и расчищать твой жизненный путь. Конечно, я не в силах принести тебе славу и богатство. Например, поспособствовать публикации твоего романа…

— Ты читала его?

— Ну, у меня же есть диск…

— Но нет компьютера.

— А у меня есть доступ к любому компьютеру — главное, чтобы он не был занят пользователем. Как бы то ни было, я прочитала твой роман. Совершенно очевидно, что у тебя есть талант, Гарри. Огромный талант. Твое построение фраз, чувство стиля, способность описать характер со всеми его достоинствами и сложностями… Все очень грамотно и достойно восхищения. Проблема — для меня, по крайней мере, — в том, что ты не можешь просто рассказывать историю, предоставляя читателям право оценить твой ум. Ты постоянно напоминаешь им, какой ты умный — и нарочито поэтичный…

— Нарочито поэтичный?

— Только не обижайся, Гарри… но твое повествование буквально тонет в абсурдной лирике, чудовищной высокопарности, потребности все разжевывать…

— Черт возьми, каждый мнит себя критиком, ты не находишь?

— Ты имеешь в виду инспектора?

— Значит, ты была в больничной палате, когда он говорил мне…

— …что отдал в перевод первую главу твоего романа? У тебя нет доказательств того, что я была там, но…

— Могу я получить назад свой диск?

— Конечно, — сказала она и, вытащив диск из кармана пеньюара, швырнула его на постель. — Честно говоря, тебе стоит либо переработать сюжет, вырезав всю тягомотину…

— Я больше не хочу ничего слышать об этом…

— Как хочешь…

Я забрал диск.

— И я больше не приду сюда.

Устало вздохнув, она села на кровати, запахнула пеньюар и потянулась за сигаретами.

— Гарри, зачем создавать себе неприятности, когда я прошу так мало, а взамен предлагаю так много?

— Потому что ты вяжешь меня по рукам и ногам.

— Три часа два дня в неделю! И это называется «вязать по рукам и ногам»? Подумай о своем нынешнем затруднительном положении. Работы нет. Перспектив тоже. И что ты заработал на этой ужасной ночной работе? Две тысячи восемьсот евро. Ну, допустим, ты протянешь несколько недель в этом поганом отеле на улице дю Драгон. А что потом?

Я закрыл лицо руками. Она повсюду… она все знает.

— Я не вернусь… и точка.

— Дурак.

— Мне плевать, что ты со мной сделаешь.

— Да нет, не плевать. И ты будешь…

— Это не имеет значения.

— Это будет иметь значение для тебя.

— Пытай меня, разрушай и дальше мою жизнь, да хоть вообще забери ее…

— Гарри, ты не соображаешь, что говоришь.

— Я точно знаю…

Договорить я не смог, потому что меня скрутило от приступа кашля. Рот наполнился слизью, и на какое-то мгновение мне показалось, будто я тону. Маргит встала и повела меня в туалет; она была рядом, пока я отхаркивал в раковину черную жижу. Потом она увлекла меня на кухню, открыла шкафчик и вручила баллончик с кислородом. Что интересно, кислород был. той же марки, что и в госпитале. Я с облегчением отвинтил крышку, зажал трубку зубами и сделал два глубоких вдоха. Помогло. После третьего вдоха мне стало намного легче.

— Дай-ка, угадаю, — сказал я. — Ты взяла баллончик в госпитале, где я отлеживался после твоих пиротехнических опытов?

— Возможно…

Я положил баллончик в карман.

— Оставь здесь, до следующего раза, — сказала Mapгит.

— Следующего раза не будет.

— Будет.

— Даже не рассчитывай.

— Ты придешь сюда, потому что должен прийти. Хорошенько подумай, Гарри, прежде чем примешь решение освободиться от своих несложных обязательств…

— Обязательств? Я тебе ничего не должен.

— Ты позвал меня, когда был на пороге смерти… и не умер после этого.

— Не считай себя моей спасительницей. Больше ты меня не увидишь.

— А ты не заставляй меня силой приводить тебя сюда.

— Делай что хочешь, — сказал я. И ушел.

Через полчаса я вернулся в отель, улегся под одеяло и свернулся калачиком. На всякий случай, если вдруг повторится приступ, я подставил к кровати мусорное ведро. Теперь мне оставалось только ждать, когда на меня обрушится потолок, или атакуют полчища ядовитых клопов, или рвотой из меня вынесет все внутренние органы (впрочем, на это у нее вряд ли хватит сил). Я потрогал шею и нащупал все еще влажную ранку, которую Маргит оставила своими зубами.«Ты трахнул мертвую женщину, и она заставила тебя кровоточить». Я накрыл голову подушкой. Не может быть, чтобы все это происходило наяву. На мгновение я представил свою будущую жизнь, Сотканную из этих вечерних свиданий, — все ради того, чтобы какой-то сюрреалистический ангел-хранитель кружил надо мной, оберегая от невзгод… до тех пор пока я буду трахать этого ангела дважды в неделю. «У тебя нет доказательств». Как же она достала меня этой своей фразой! Но мои мучительные попытки поставить все происходящее под сомнение разбились о понимание очевидного факта, которое пришло ко мне еще в госпитале и усилилось после сегодняшней встречи с Маргит: все это очень реально. И она действительно может навредить мне, если я откажусь от своих «обязательств» по отношению к ней. Впрочем, меня это больше не волновало. Пусть забирает мою жизнь, теперь она значила для меня еще меньше.

Я провалялся в постели до часу следующего дня, пока не проголодался. Выйдя на улицу, заглянул в интернет-кафе. В моем почтовом ящике обнаружилось лишь одно письмо: длинное послание от Дуга с подробностями о самоубийстве Робсона. Он написал и о том, что Сьюзан затаилась. Ее официально уволили из колледжа, и к тому же она находится под следствием у федералов, которые проверяют ее на причастность к преступному «бизнесу» Робсона.

«…Я позвонил ей вчера, и она грубо разговаривала со мной. Говорят, у нее жуткая депрессия, да и немудрено. И Меган, понятное дело, тоже травмирована. Если бы ты смог приехать хотя бы на несколько дней, думаю, Меган стало бы легче. Если ты предложишь Сьюзан такой вариант, мне кажется, она отнесется положительно».

Прочитав это, я обратился к поисковику, чтобы прочесть последние новости о самоубийстве Робсона. Их было в избытке. Увольнение Сьюзан тоже заслужило нескольких абзацев в новостных репортажах; не был обойден вниманием и скандал, стоивший мне карьеры. Такова уж всеядная пресса — поддавшись ажиотажу, она не щадит никого, и я мог представить, каково было моей бедной невинной дочери в школе, где все обсуждали преступления и грехи ее родителей.