Волшебная сказка Нью-Йорка - Джеймс Патрик Данливи

— Как романтично, мистер Кристиан. Вы только не подумайте, будто я сужу свысока, но то что вы рассказываете, прекрасно.

— Мама стирала, шила и наверное стерла себе пальцы до кости. Когда дядя забрал меня с братом из бедного района, в котором мы жили, и отправил в места, где обитали люди более обеспеченные, я оказался парией. И пока я рос, наделенный никем не замечаемой душевной красотой, богатые девушки, принадлежавшие к более высоким слоям общества, смотрели на меня, как на пустое место.

— Послушай, Джин, послушай, что он рассказывает. Вот в такой стране мы живем. Черт побери, пора, наконец, тем из нас, кого одолевают сомнения, встать во весь рост и заставить с собой считаться.

— Сядь, Говард. Мистер Кристиан просто шутит.

— Какого дьявола, встал и буду стоять. А шутить с собой я никому не позволю. Тост. За Корнелиуса. Оп-ля.

— Говард, ты весь стол залил своей дурацкой липучей жижей.

— О, мы его вытрем, вытрем. Сейчас, налью снова. Что-то маловато осталось. Придется сбегать на этот винокуренный заводик. Далеко ты, милый дом. Где резвятся антилопы. Воют гнусные койоты. И рекою в половодье разливается предместье. Я поэт. Мог бы также быть лосем. Во всяком случае, мой отец принадлежал к ордену верных лосей. Итак, тост. За Корнелиуса. Триумфально возросшего в Бруклине и Бронксе с таким роскошным выговором. Добро пожаловать в мой дом. Вы как-то сказали. Или написали на листке вашего блокнотика. Что не все здесь так уж прекрасно. Именно так вы и написали, Корнелиус. Теперь позвольте я вам скажу. Чего еще желать человеку от жизни. Когда детишки его уже лежат, укрытые, в уютной постели.

— Это ты так думаешь, Говард.

— Не перебивай, Джин. А ведь эти детишки подрастут и станут куда умнее отца. Будут учиться в лучших университетах. У меня красавица-жена. Джин хоть в кино снимай. Ну, правда, у Гектора, который живет через улицу. Ладно, фактам нужно смотреть в лицо, у его жены сногсшибательная фигура. Но до Джин и ей далеко. Встань, Джин.

— Лучше ты сядь.

— Я сказал, встань. Пусть Корнелиус посмотрит. Самая красивая женщина в этих местах. Да, вот именно, во всем этом поганом предместье, я знаю, о чем говорю. У мужиков на каждом пикнике слюни вожжой висят.

— Я останусь сидеть, где сижу, а ты бы, Говард, все же так не усердствовал. Мне не хочется рассказывать тебе, что с тобой будет завтра. В этом самом предместье. Как ты будешь стонать и обвинять меня в том, что я тебя не остановила. Вот я и говорю тебе прямо сейчас, остановись.

— Джин права. Завтра мне будет худо, но, видит бог, сегодня я счастлив. Вот вы сидите передо мной, порожденный людьми, которых привезли сюда на судне, словно скотину. Вы же выросли и стали привилегированным человеком. Как если бы были родом из почтенной семьи. И я спрашиваю, почему вы подводите свою страну. Почему. После того, как ваши отец и мать начали здесь жизнь заново. Вы сбежали в Европу. К пожирателям лотоса. Ладно, хорошо, им там здорово досталось. Едва уцелели. Но именно в нашей стране при всех ее недостатках творится история. Именно здесь предстоит прорваться огромному гнойнику. Здесь, в столице мира, человечество создает для себя нечто новое. Да-да, Кристиан, усмехайтесь, сколько вам будет угодно. И часть задач, над которыми оно бьется, решается в Мозговом центре империи Мотта. А вы предаете свою столицу. Вы грязный предатель. Вот кто вы такой, Корнелиус. С этим вашим поддельным акцентом и отстраненностью. Почему вы ведете себя не так, как следует американцу, как ведут себя все остальные. Можно подумать, что вы чересчур хороши для нас. А вы даже в университете не доучились. Вы вообще-то, дружок, когда-нибудь служили своей стране. Где вы были, когда мы палили из всех орудий, искореняя желтого недруга.

— Прекрати, Говард, немедленно прекрати. Ты ведешь себя с мистером Кристианом непорядочно и недружелюбно.

— Не лезь, Джин. Дай мне спросить у него, здесь и сейчас. Вы служили своей стране.

— Ну, в общем и целом служил.

— А когда война закончилась, вам дали пособие.

— Дали.

— И что вы с ним сделали. Свезли его в Европу. К тамошним прохиндеям и прочим французам. Ну и ладно, а я все равно хотел бы быть вашим другом. Только вам пора образумиться. Чей это, интересно, у вас шофер. В какие сомнительные дела вы ввязались. Не думайте, что вам удастся меня провести. Даже и не надейтесь. Какого черта стол качается.

— Это ты качаешься, Говард.

— Ах, чтоб меня. Кто тут занимался подрывной деятельностью. У меня под столом. Я выступаю с речью на важные темы, вскрываю всякие факты. А какие-то ублюдки хотят меня с мысли сбить. Так вот знаете что, я подозреваю, что никакого мистера Мотта вы сроду в глаза не видали. Скорее всего, вас просто случай занес на одну из дурацких вечеринок его сыночка, вот что я думаю.

— Говард, оставь мистера Кристиана в покое. Ты говоришь так потому, что тебя туда ни разу не приглашали.

Говард Гау, чело в поту, наставляет на меня колеблющийся палец. И выдергивает его из пламени свечи, распространяя запах горелого ногтя. У миссис Гау сжаты губы, кулачки лежат по сторонам от тарелки. Надо бы попросить у нее еще салата. Поскольку не похоже, что нам удастся добраться до малинового мороженного.

— Да здравствует победа. Жми, команда наша, жми. Не теряй задора. Защитник из второго состава. Вот кем я был. В школьные годы. А когда поступил в университет, оказалось, что я и для этого слишком тощ. Это кто тут сидит. Ты, Джин. Иди, отскобли крыльцо. А я отправлюсь прямиком на наш винокуренный заводик.

— Ты этого не сделаешь, Говард.

— А кто мне помешает. Думаешь натравить на меня этого слабака Кристиана, которого все считают драчуном. Мальчишки из Мозгового центра, может, его и боятся, а мне на него начхать. Вот пусть попробует мне помешать. Пусть только посмеет.

Говард Гау спотыкаясь, направляется к задрапированной двустворчатой двери, ведущей не знаю куда. Цепляет ногой радиатор. И скривившись от боли, хватается за коленку. Но тут же стирает гримасу новой улыбкой.

— Ха, надул, надул вас обоих. Решили, что я вас оставлю, да, наедине. А откуда мне знать, что наш красавчик не станет у меня за спиной подъезжать к моей старушке жене.

— Говард, заткнешься ты наконец или нет. Ты пригласил к нам мистера Кристиана. И оскорбляешь его. По-моему, все это очень скучно. Ты понимаешь. Для этой игры нужны двое. Знаете что, Корнелиус, давайте выпьем хорошего крепкого коньяку.

— Ну тогда до свиданья. Обоим привет. Тили-бом, тили-бом, на заводик мы пойдем.

— Иди-иди и постарайся, черт бы тебя побрал, дотащить до него свой тили-бом.

— И пойду, а ты как думала, не пойду, что ли.

Голос, распевающий под деревьями. Громко хлопающее окно. Миссис Гау в сиреневом наряде. Жилы у нее на руке, если она, подняв, закинет ее назад, наверное, с треском лопнут, как кукурузные зерна. Вот уж не думал, что у толстозадого очкарика Гау такая ослепительная жена. Драгоценность, откопанная в мертвой точке Куинса. Со свежим запахом мыла и еле заметным гардений.