Битва за Францию - Ирина Даневская

— Возможно. Но вы «забыли» мне сообщить о том, что Эленита выпила вино, приготовленное моей юной камеристкой, желающей распрощаться с этим миром. И сделали это для того, чтобы я, дрожа за свою жизнь, позволила бы вам расправиться с Великим магистром.

— Я не сказал вам только потому, что беспокоился за эту глупую девчонку, полагая, что Ваше Величество не оставит безнаказанным её, хоть и невольное, преступление!

— Вы убедили меня в том, что де Молина сговорился с Ришелье!

— Но это правда, Мадам! Посудите сами: ларошельцы согласились на полную капитуляцию, а Ришелье — был единственным в Государственном совете, кто выступил против любых, да, Мадам, любых наказаний против бунтовщиков и сохранил им право свободного вероисповедания. Даже вожди гугенотов получили полную амнистию! И это тот крестовый поход против ереси, который кардинал обещал папе римскому?

— Субиз отказался от помилования и вернулся в Англию, — неуверенно проговорила Генриетта.

— Так поговорите с ним, Мадам! Сообщите о смерти Великого магистра, и я уверен в том, что он полностью подтвердит всё сказанное мной.

— Хорошо, в этом вы правы, — согласилась королева. Но зачем вы запретили Лоду применять пытки к Фельтону?

— Я не знаю, кем он был — сумасшедшим, французским шпионом или агентом «Молчаливых», и не захотел тратить время, чтобы наверняка узнать это. Зачем? Если он был обычным фанатиком и убил Бэкингема из-за душевного расстройства, перенесённые страдания были бы зачтены ему на Небесном Суде, но остались бы бесполезными для королевского правосудия. Если бы он оказался агентом де Молина, он бы мог вслух заявить о вашем сотрудничестве с Великим магистром. Ну а если бы, что вероятнее всего, он оказался человеком отца Жозефа, то его признание непременно помешало бы Англии заключить мир с Францией, чего я, Мадам, желаю всей душой.

— Я тоже, — призналась Генриетта. — Но из-за вашего попустительства, Элиот, карманы которого наверняка набиты французским золотом, избежал кары!

Монтегю тихо рассмеялся.

— Мадам, да этот дурак сам засадит себя в тюрьму уже на ближайшей парламентской сессии. И уже не сможет рассчитывать на снисхождение, поскольку, вопреки сложившемуся мнению, это король сажал бунтовщиков под арест, а «тиран» Бэкингем освобождал их. О, зато теперь депутаты вполне почувствуют на своём горле железную руку королевской власти! Скоро они начнут восхвалять покойного министра с таким же жаром, как прежде его проклинали. Но, увы! В нашем мире, чтобы стать святым, необходимо умереть. Я, кажется, тоже должен отойти в мир иной, чтобы подтвердить эту истину.

Монтегю расстегнул несколько пуговиц камзола, потому что ему стало трудно дышать.

— Если это всё, Мадам, то зовите вашего священника, потому что я чувствую, что у меня уже холодеют ноги...

Королева с любопытством посмотрела на него.

— А ведь Круйе был прав, когда говорил, что на протяжённость нашей жизни влияют наши собственные мысли. А я ещё смеялась, когда мой парфюмер уверял меня, что если удастся убедить здорового человека в том, что он умирает, то он непременно умрёт.

— Как? — переспросил Уолтер.

Генриетта вздохнула и встала. Налив ещё вина в бокал, она протянула его молодому человеку.

— Выпейте и успокойтесь, — улыбнулась она. — Если вы и умрёте, то не сейчас. Мне нужно было знать правду, и теперь я её знаю.

Как не странно, жестокий спектакль, разыгранный Генриеттой, нисколько не ухудшил её отношений с Уолтером Монтегю. И если тот и перестал выполнять обязанности её секретаря, то только из-за того, что решил вести открытую жизнь, которая более подходила ему по праву рождения. Молодой человек с головой окунулся в дипломатическую деятельность, которая со смертью Бэкингема пребывала в крайне запутанном состоянии. Активизировалась «испанская» партия, возглавляемая Бристолем, Уэстоном и Коттингтоном, благополучно вернувшимся ко двору, которые убедили короля отправить в Мадрид сэра Эндимиона Портера, чтобы продолжить переговоры с Испанией, начатые ещё Джорджем Вилльерсом. Милорды были уверены в успехе, так как в этих переговорах тайно участвовал ещё и посланник инфанты Изабеллы — известный нам Рубенс, который прибыл в Мадрид рисовать портреты испанского королевского семейства.

Генриетта не могла активно вмешиваться в политический процесс, поскольку ожидала ребёнка, и король, необычайно гордый этим событием, запретил беспокоить королеву вещами, способными пагубно отразиться на её здоровье. Тем не менее именно Монтегю было поручено отправиться во Францию якобы для переговоров по обмену пленными, но на самом деле он должен был убедить Ришелье заключить союз между двумя государствами. Уолтер уверил Её Величество, как немногим раньше убедил короля, что прекрасно справится с этим нелёгким делом.

Перед отъездом в Париж Монтегю зашёл проститься с королевой и получить от неё последние инструкции. Вручив посланнику письма к родным и к кардиналу Ришелье, Генриетта не выдержала, и, махнув рукой на все правила приличия, обняла его.

— Что я буду делать без вас? — печально вздохнула она.

Уолтер улыбнулся.

— Ваше Величество, вам нужно забыть о делах и интригах и позаботиться о своём здоровье. Англия должна получить здорового наследника престола.

— Но вдруг что-нибудь случится! Я же не справлюсь одна...

— Конечно же справитесь, — заверил её Монтегю. Чтобы родить ребёнка, моя помощь вам не понадобится, а главнее задачи для вас сейчас нет. Да хранит вас Бог, Ваше Величество!

Он поцеловал ей руку и, поклонившись, вышел.

* * *

Простившись с королевой, Уолтер поехал в свой лондонский дом, откуда ранним утром должен был выехать в Булонь, чтобы сесть на корабль во Францию. Слуги доложили милорду, что его с самого утра ожидает неизвестный господин. Поскольку на улице уже сгущались сумерки, Монтегю очень удивился такой настойчивости и приказал привести посетителя.

— Кто вы? — спросил Уолтер, с любопытством рассматривая темноволосого человека средних лет с выразительным взглядом чёрных глаз на желтоватом умном лице.

— «Ad majorem Dei gloriam»[87], — проговорил тот и показал собеседнику свой простой серебряный перстень, на котором были изображены увенчанные крестом буквы «IHS»[88], в окружении палящих солнечных лучей.

Узнав опознавательный знак, Монтегю удовлетворённо кивнул головою.

— Я ждал вас, сударь, — ответил он. — Странно, что вы так долго добирались в Лондон, ведь с тех пор, как я сообщил генералу долгожданную весть, прошло уже довольно много времени.