Пасть - Виктор Точинов

— Вы к Граеву? Проходите, пожалуйста…

Застеленный мягким ковром коридор. Человечек приоткрыл дверь орехового дерева, сделал приглашающий жест и исчез, как джинн в свою бутылку.

Катя зашла в кабинет. Он был пуст.

— Граев? — В тоне Димы Воронина не чувствовалось ничего, кроме вполне понятного удивления.

— Граев, Граев… Разговор есть. Ты один? — спросил Граев, прекрасно зная и то, что Дима один, и куда ушла его молодая жена, и даже когда она вернется.

Воронин кивнул, и Граев, не спрашивая разрешения и не разуваясь, двинул через прихожую в комнату. Ботинки, правда, вытер о коврик весьма тщательно.

Они уселись в гостиной по разные стороны большого овального стола. Удивление во взгляде Воронина медленно сменялось настороженностью. Граев не стал тянуть драгоценное время и сразу взял быка за рога, вынув из кармана пачку фотографий.

— Вот хотел показать кое-какие материалы, да при Кате не стоило…

Воронин перебирал снимки — излишней художественностью они не отличались, как всегда и бывает, если секс-игрища снимать скрытой камерой, без режиссуры, гримеров и осветителей. «Бейкер-стрит» сделал Граеву скидку, и сия подборка обошлась всего в полторы тысячи долларов — значительно меньше, чем платили рогатые мужья, составлявшие изрядную часть клиентов агентства.

Граев на фотографии не смотрел, хотя сюжеты некоторых, даже при отсутствии артистизма, представляли известный интерес — две дамочки (одна из них была женой Воронина), похоже, решили перепробовать как новинки из арсенала секс-шопов, так и все старые проверенные способы — сочетая то и другое с незаурядной фантазией.

Граева лесбийские игры не привлекали, он следил за реакцией начальника службы безопасности. И мог поклясться, что того отпустило, что тот расслабился, решив, что сейчас начнется всего-навсего второсортный шантаж.

Расслабься, детка, расслабься… для танца такой партнер подходит куда больше…

— Не хватает на билет до Швейцарии? — Голос Воронина звучал с презрительным превосходством. — Дурак ты, Граев… Да я эту лесбиюшку, Ленку, сам в дом привел. И сам по…ваю помаленьку. Это лучше, чем если Маринка мужиков на стороне искать начнет… А то у меня работа, не всегда дома бываю… Так что неприятностей у меня в семейной жизни не будет, не дождешься. А вот у тебя будут, и у «Бейкер-стрита» твоего сраного…

Расслабился? Ну и чудненько…

— Да я и думал, что ты знаешь… — Граев был спокоен и, казалось, ничуть не обиделся на презрительный тон Димы. — А вот знаешь ли ты про это…

Он опустил руку в тот же карман, так же медленно и неловко, как недавно — за фотографиями… И… через долю секунды стоял на ногах, в полутора метрах от стола (ни стол, ни стул не шелохнулись), а в руке был пистолет, нацеленный прямо в лоб Воронину.

— Знаешь, что я стреляю левой не хуже, чем правой? Вопрос прозвучал резко, как удар.

Улыбка у Граева была самая паскудная.

Танцор начал танец.

Граева в кабинете не было. Катя огляделась: накрытый на двоих стол — вино, фрукты, закуски; широченный диван (ладно хоть не застелен бельем!); маленькая дверь в углу (туалет? ванная?); на тумбочке магнитофон и кассеты. На столе стоит прислоненное к салатнице и сразу бросающееся в глаза послание.

«Буду минут через сорок — пятьдесят. Включи музыку — не громко. Покушай, позвени бокалами. Посмейся. Если через час не приду — дело повернулось плохо. Тогда уходи. Но я приду. Записку сожги».

Несколько минут она просидела неподвижно, в глубокой задумчивости (мысль плюнуть на все причуды Граева и немедленно уехать домой ни на секунду не пришла Кате в голову).

Скомкала записку и подожгла в пепельнице. Подошла к магнитофону, поставила первую попавшуюся кассету — зазвучало что-то лирично-расслабляющее. Села к столу и стала ждать, не забывая время от времени звякать двумя наполненными бокалами, задевать вилкой о край тарелки и мелодично, перекрывая звук магнитофона, смеяться.

Но кушать, вопреки инструкции, Катя не смогла.

Граев стоял не статично — совершал легкие раскачивающиеся движения, переносил тяжесть с одной ноги на другую и при этом легко, танцующе передвигался по траектории маятника, точкой крепления которого был Воронин.

Тот, надо отдать должное, держался неплохо. Немногие могут держаться так под дулом направленного в лоб пистолета.

— Что это значит, Граев? — Попытался тоже встать из-за стола, но застыл на месте, остановленный резким движением пистолета.

— Это значит, что дурак — ты, Дима. Жадный дурак, погоревший на мелочной скаредности. Опасный дурак, убивший моего друга. Умный дурак, рассчитывающий все на много ходов вперед. И все-таки дурак. Потому что убийцы моих друзей долго не живут.

Нельзя сказать, что Воронина проняло до печенок. Если с тобой начинают говорить разговоры — значит стрельбы пока не будет. Желающий убить стреляет сразу. Значит, есть шансы, значит — возможно все. Ну-ну, мальчик… Все замечательно. Чем дольше ты не поймешь, к какому финальному па тебя ведут, тем податливей будешь…

— Еще не понял, Дима? Ты погорел на сущей ерунде. На эмблеме. Которую спорол с правого рукава камуфляжа, вместо того чтобы выкинуть его к чертям вместе с эмблемой. Я был в вашей поганой Конторе, в вашем сраном инкубаторе вервольфов, увидел паренька с незнакомым дельтоидом на правом рукаве и подумал: почему на правом, когда все носят на левом? И еще: а где я мог видеть такую штуку? Да на твоем камуфляже, тогда, на пустоши, более темный, невыцветший след от споротой эмблемы — та же форма, тот же размер, то же место… А дальше было проще — достаточно было принять за икс тебя — и многие уравнения решались легко и просто.

Знай Дима Воронин Граева лучше, побывай с ним на войне или в серьезном деле — попытался бы броситься немедленно, невзирая на любой риск и любые последствия. Так велеречив Граев бывал лишь в одном случае — когда всерьез собирался кого-нибудь убить.

— Надо понимать, Дима, что на внедрение ты пошел с одной целью — держать под контролем события в «Орионе». Одного человека ты бы шлепнул легко и просто. И двух тоже. Но там их было несколько — знавших о выжитой из квартиры женщине и не придававших значения. А Катя никак не хотела скушать состряпанную с вашей подачи версию об убийстве сына и исчезновении мужа. Могла нанять грамотных профессионалов раскрутить весь клубок. Могла выйти на вас. На логово оборотней…

Воронин не пытался возражать или оправдываться — упорно молчал, напружинившись на стуле. Выжидал благоприятного поворота событий.

Граев продолжал говорить, ни на секунду не прекращая малозаметного глазу движения. Воронин был битым волком и знал, что этот змеиный танец в любую долю секунды может взорваться выстрелом, ударом, длинным прыжком в любую сторону.

— Про Раевского и его шайку-лейку ты все знал. Нашел я твоих клопов в офисе. Но ты молчал — вам было выгодно, что фирма развалится, что люди, владеющие кусочками следа, ведущего к вашей поганой тайне, разбредутся кто куда. А на случай, если шашни Раевского всплывут, заготовил приманку с токсикологией и сестрой в Швеции… И соседей Колыванова в поисках потенциальных врагов проверял ты и твои люди — но ничего не сказал про Костикову, выводящую напрямик на ваших алхимиков…