Белая перчатка - Майн Рид

и, пройдя по темному коридору, стала осторожно спускаться по парадной лестнице.

Голтспер в своей темнице услышал, как башенные часы медленно и гулко прозвонили двенадцать ударов — полночь!

— Хотел бы я, чтобы это был полдень! — промолвил он, когда они отзвонили. — Если правда, что я слышал сегодня утром, то завтра в это время я буду уже далеко отсюда. Итак, меня ждет Тауэр. А потом — увы! — может быть, плаха! Что мне страшиться этого слова? Не лучше ли смотреть правде в лицо? Я знаю, мстительность этой низкой женщины, преследовавшей меня всю жизнь за то, что я не ответил на ее чувства, не удовлетворится ничем, кроме моей головы. Я узнаю ее руку в этом постскриптуме в королевской депеше; во всяком случае, если он и написан не ею, — она продиктовала его… Поскорей бы уж настал час отъезда! Даже в стенах Тауэра мне будет не так тяжко, как здесь, когда по одну сторону — ад, а по другую — рай. Я могу только мечтать о рае, в котором существует Марион. Как я люблю ее! И она так близко от меня, дышит со мной одним и тем же воздухом, но — увы! — даже и не помнит о моем существовании! А может быть… Что это? Шаги снаружи? Часовой с кем-то говорит… Женский голос!.. Наверно, какая-нибудь служанка прокралась сюда поболтать с часовым… Поздно, пожалуй, для болтовни. Но, может быть, она нарочно выбрала такой час? Как я завидую и этой девушке и ее возлюбленному-солдату, что им так легко видеться! Мне завидно, с какой легкостью у них начинаются и обрываются эти случайные связи! И никаких мучений! Завтра он может уехать, а послезавтра она будет так же весела, как всегда. Как не похоже это на то, что чувствую я! Ни разлука, ни ужасы Тауэра не изменят моего чувства. Если им суждено умереть, то только со мной — под топором палача!.. Они шепчутся у самой моей двери… Если приложить ухо к замочной скважине, может быть, я что-нибудь и услышу… А зачем мне слушать их жалкие сердечные тайны?.. А если я смогу услышать что-нибудь о себе или о ней? Пожалуй, стоит прислушаться.

Узник поднялся на ноги, но тут же, едва не упав, снова опустился на скамью.

— Ах, черт возьми! — вырвалось у него. — Я и забыл, что у меня ноги связаны. Пожалуй, то, что я могу услышать, не стоит таких усилий. Пусть себе секретничают, какое мне до них дело!

И он спокойно остался сидеть, но время от времени невольно поворачивал голову и настороженно прислушивался.

Он услышал шаги у самой двери; голоса теперь были слышны совсем отчетливо.

«Так и есть! — подумал Голтспер, прислушиваясь. — Нежная парочка! Он пристает, чтобы она его поцеловала… Что это? Как будто ключ поворачивается в замке… Может ли это быть? Они идут сюда?»

Замок щелкнул, послышался звук отодвигаемого засова, и дверь тихо приоткрылась. В тусклом свете фонаря Голтспер смутно различил две фигуры: одна из них, несомненно, была женская.

Мужчина шел впереди — это был караульный. Он просунул голову в комнату, но остался стоять в дверях.

— Вы спите, мастер? — спросил он громким шепотом, но отнюдь не грубо.

— Нет, — ответил узник таким же осторожным шепотом.

— Так вот, тут барышня желает с вами поговорить… А как я думаю, вам не очень удобно разговаривать с ней в темноте, я уж тут поставлю свой фонарь. Только вы, пожалуйста, не задерживайте ее, а то как бы мне не влетело за это…

И, тотчас же повернувшись, солдат пошел за фонарем, а женщина, проскользнув мимо него, вошла в кладовую.

Слово «барышня» повергло Генри Голтспера в радостное смятение. Значит, он ошибся, думая, что эта полночная гостья — служанка из усадьбы. Может быть, это ее хозяйка?

В тусклом свете он видел женскую фигуру, плотно закутанную в плащ с капюшоном. Под этим плащом трудно было отличить крестьянку от королевы. Фигура была высокая, статная. Такая же, как у Марион Уэд!

Пылкое воображение Голтспера недолго обманывало его. Рука часового протянулась в открытую дверь и поставила на скамью фонарь. Свет упал на фигуру гостьи, осветив красный плащ и смуглое цыганское лицо с темными сверкающими глазами, — это было красивое лицо, но оно ничем не напоминало ангельское личико Марион Уэд.

«Это не она!.. Боже, это девица Марианна!»

В глазах Голтспера, только что сверкавших надеждой, мелькнуло разочарование. К счастью, Бет не заметила этого: неверный свет фонаря избавил ее от такого огорчения.

— Бетси! — вскричал Голтспер, оправившись от изумления. — Вы здесь… Что вас привело ко мне в тюрьму?

— Тише! — прошептала девушка, отходя от двери, которую часовой из предосторожности прикрыл за собой. — Говорите шепотом! Я пришла спасти вас, вывести из этого ужасного места!

— Да разве это возможно? Дверь охраняют, снаружи стоит часовой. Как же можно выйти отсюда незамеченным?

— Конечно, вас увидят, но это неважно. Если вы сделаете все так, как я вам скажу, вы спокойно выйдете, и вас никто не задержит. Отец и Грегори Гарт все уже обдумали. Они ждут вас на опушке леса, на холме, прямо за домом.

— Ну, а что же я должен сделать? Говорите, милая Бетси!

— Вы наденете мой плащ — он длинный и закроет вас до пят. Но на случай, если он будет короток, я захватила с собой еще юбку. Вот она. И Бетси, откинув плащ, показала толстую суконную юбку, которую она держала под мышкой.

— Скорее, сэр! — настойчиво торопила она. — Одевайтесь как можно скорее ведь он может с минуты на минуту войти!

— Что? — в изумлении воскликнул Голтспер, глядя с невольным восхищением на эту смелую девушку. — Вы хотите, чтобы я вышел, переодевшись в ваше платье, и оставил вас здесь?

— Ну конечно же! Ведь другого способа нет. Мы не можем выйти вместе. Вас сейчас же задержат и меня вместе с вами — за попытку вывести вас. Вы должны выйти один.

— И оставить вас здесь расплачиваться за мое бегство? Нет, благородная девушка! Я скорее умру, чем сделаю это!

— Ах, сэр, ведь это же безумство! Делайте так, как я вам говорю. Не бойтесь за меня. Что они могут сделать девушке, которой терять нечего! Да, кроме того, я уверена, что он выпустит меня. Какой ему прок, если он меня задержит! Все равно ему придется за вас отвечать и это его не спасет.

Тот, кого Бетси называла «он», расхаживал между тем взад и вперед мимо двери, явно обнаруживая нетерпение.

— О, сэр, прошу вас, умоляю —