Три мужа для Кизи - Елена Свительская

Мохан, вздрогнув, обернулся ко мне. Сердитый уже, что я его мечты не разделяю.

– Пойдём, – положил ему руку на плечо Садхир. – Всё будет. Нам – сыновья, а дочери – тебе.

– Тогда хорошо, – проворчал упрямый бинкар. – Пусть у вас будет сколько угодно сыновей, но дочери все – для меня. Я их сам танцевать учить буду.

И, настойчиво увлекаемый средним братом, пошёл уже к мандапу. Опустился там рядом со средним братом. А с другой стороны от Садхира сел Поллав. Серьёзный какой-то слишком. Если на Мохане и Садхире короткие белые гирлянды, праздничные тюрбаны украшавшие, сколько-то смотрелись, то жёсткий старший брат их с лицом, обрамлённым нежными, маленькими цветами, смотрелся странно.

Аша и Прия увлекли меня к ним. Женихи тут же поднялись, теперь уже всё смотрели на меня. И подскочили к нам внучки Саралы и дочка старосты, несущие цветочные гирлянды. Три подтащили ко мне, сияющие, что им помочь с вар мала позволили. И одну – к женихам. Они недоумённо посмотрели. Но, впрочем, Садхир первым сжал гирлянду. И братья подхватили её сбоку от его руки.

Брахман запел мантры, какие надлежало петь именно сейчас. И, стоя друг к другу лицами, под пение священных мантр, мы обменялись гирляндами. Сначала я одела благоухающую гирлянду на шею Поллаву. Подумала, что раз уж он главным в семье будет, то ему надо первому. Потом – Садхиру. И, наконец, Мохану, смутившемуся, когда случайно его щеку задела ладонью узорчатой. А потом они вместе, ступив ко мне, надели на меня гирлянду от них, втроём придерживая её руками.

А потом мы сели рядом, совсем близко. Хотя я села рядом с Поллавом, а братья его – с другой стороны, Садхир посередине, а Мохан, как младший, с краю. Или не так надо было? Но я не знаю. В нашей деревне никогда не выдавали девочек и девушек за несколько братьев сразу. И как там было правильно вести себя в таком – не представляю. Но, надеюсь, я ничего не напутаю.

Сердце всё ещё билось неровно и быстро, совсем меня выматывая. Мне пить хотелось страшно, но не посмела нарушить важный обряд. Ещё и голодная была очень, с утра ничего есть нельзя было. Да, впрочем, как и женихам моим. Они сейчас тоже голодными были. И от волнения совсем не вслушивалась в пение священнослужителя.

Вдруг откуда-то выскочил Яш, схватил меня за руку. Я задрожала. Но дядя лишь подхватил мою правую руку – и положил на правую руку Поллава. Я робко посмотрела на него – мужчина смотрел на меня как-то пугающе серьёзно – и задрожала. Или задрожала от того, что наши руки соприкоснулись. Тут Садхир положил свою правую ладонь под его, а под ним торопливо добавил правую ладонь и Мохан. Странное это было ощущение, когда мы все оказались так рядом. Но, впрочем, канья даан – это важный обряд. И… и теперь мы всегда будем рядом. Все трое.

Кто-то вдруг проворчал из толпы наблюдающей:

– Но у неё нет права участвовать в канья даан! Она разделась перед чужаком!

– Сняла дупатту свою!

– Бесстыдница!

– Даже если она не девственница, мне это не важно, – громко и чётко сказал Поллав, перекрывая родившиеся шепотки.

Робко посмотрела на него. Он мне не улыбнулся. Всё такой же пугающе серьёзный. Или даже мрачный. И… и он же будет со мною в сегодняшнюю ночь. Он, тот, кого я боюсь. Я сколько-то привыкла уже к болтливому Мохану, я глубоко уважаю Садхира, который не побоялся крокодилов в Ганге, когда спасать Ишу кинулся. Но… Поллав… но, впрочем, братья уже договорились между собой. И моего мнения не спросили. На что им моё мнение!

А брахман пел мантры дальше. И Яш налил в наши соединённые ладони воды. Будто я – вода, чью жизнь он переливает в руки жениха. Точнее, троих. Ванада так и не пришёл. Совсем не пришёл. И даже Сиб. Сиб-то где пропал? То есть, Сибасур.

А Яш серьёзно попросил моих женихов пообещать, что они помогут мне достичь трёх главных ценностей жизни: дхармы, артхи и камы.

– В первую очередь, я хочу, чтоб вы всегда направляли её идти путём дхармы, – серьёзно произнёс Яш. – Вести жену к добродетели и подавать пример ей – обязанность супруга.

И я едва смогла не скривиться, когда он о следовании дхарме заговорил. Глаза опустила, только бы не видеть мерзкое лицо брата отца. А женихи пообещали ему, что постараются меня всегда вдохновлять идти дорогой благочестия.

– Во вторую очередь, я хочу, чтобы вы всегда обеспечивали её и вашу семью, чтобы вы всегда жили в достатке.

Они и это пообещали мужчине, временно заменявшему моего отца. К счастью, я вскоре покину родную деревню. Мне грустно расставаться с родными краями. Но зато я больше не увижу это мерзкое лицо! Надеюсь, уже больше никогда!

– И, наконец, что наименее важное в триварге, но, впрочем, необходимое… – голос дяди звучал насмешливо, и я всё же вздрогнула.

А Поллав мою ладонь сжал своими пальцами. И сердце моё опять забилось отчаянно-отчаянно. Он ведь только сейчас только руки моей коснётся. А дальше…

– Я прошу вас пообещать мне, что вы позаботитесь, чтобы ваша жена получала удовольствие и вашу заботу. Столько удовольствия, сколь нужно, чтобы стала она счастливой.

Они и это пообещали. Серьёзно. Хотя, уверена, ничего кроме симпатии или просто интереса Мохана у них у всех ко мне не было.

Поллав ещё крепче мою руку сжал, пользуясь, что моя ладонь сейчас лежит на его ладони, а я руку отдёрнуть не посмею. А, нет. Он хотел мною овладеть. Ещё тогда, когда увидел меня, облеплённую промокшей одеждой, на берегу Ганги. И снова мне стало страшно.

Но время шло. Ритуалы и мантры продолжались. Вот, брахман связал края наших накидок одним большим узлом. Сказал, чтоб мы так и пошли после свадьбы, чтобы крепкими стали наши отношения, чтобы ничто не могло разорвать их. Разве что только смерть. За гатхабандханом дальше ритуалы и мантры потекли.

И, когда настала пора поднести жертвенному огню зёрна риса, мне снова пришлось вложить ладонь в ладонь Поллава. Робко посмотрела на него из-под украшенного края дупатты. Он, вдруг посмотревший мне в лицо, усмехнулся. И я смущённо потупилась. А братья его подложили свои правые ладони под наши, поддерживая руки меня и старшего брата. Опять Мохан оказался снизу. Но, впрочем, он спокойно принял это. А, нет, грудь у него часто-часто вздымается: он тоже сильно волнуется сейчас. Или завидует. Вот ведь, пытался этой ночью пленить моё сердце чёрным колдовством, но ничего не вышло у него. Хотя… да лучше бы вышло! Уж лучше он первым бы овладел мною. Я к Мохану уже привыкла и почти его не боялась. Да и… если бы он совсем меня одурманил, я бы ничего не почувствовала, наверное. И этого жуткого страха бы не было?..

Брата у меня не было. Точнее, сыновья Яша и других братьев и родственников отца так на мою свадьбу не пришли. Хотели бы – и успели бы добраться за столько-то дней, хотя бы пока я ещё не оправилась от ран. Да и… и Сибасур, вдруг вздумавший болтать, что он отныне мой названный брат, так до сих пор и не пришёл.

Староста подтолкнул одного из своих сыновей. И тот подошёл, хотя и хмурый, насыпал рис в мою ладонь. И половина сухих зёрен в ладонь Поллава просыпалась. И зёрнышко на руку Садхира попало. Мохану не досыпалось. И он опять нахмурился, недовольный. Будто боялся, что я из-за этого совсем не буду ему принадлежать, вообще никогда. Кажется, как я с волнением буду ждать первых ночей и всего непривычного, так и Мохан будет ждать третьей ночи, но в нетерпении, с радостным предвкушением или совсем-совсем сердитый, что не его очередь сначала.