Семья Эглетьер. Книга 3. Крушение - Анри Труайя

Повесив трубку, он вернулся в ванную, лихорадочно быстро оделся, отпер входную дверь, чтобы Кароль не пришлось звонить, и перешел в гостиную, снедаемый нежной тревогой. Приглушенный свет лампы освещал тесно придвинутые друг к другу диван и кресла. Внезапно Филипп услышал в прихожей шорох и встрепенулся. Перед ним стояла чудесным образом не изменившаяся Кароль — только в глубине ее глаз Филипп угадывал напряжение и какую-то новую мягкость.

Он долго молча смотрел на нее, словно опасаясь, что принял за явь то, что было всего лишь призрачным порождением его усталости и боли. Кароль тоже не говорила ни слова. Наконец Филипп взял ее за руку и повел в гостиную. Войдя, она обвела комнату рассеянным взором монархини, свергнутой с престола непокорными подданными. Она все еще была здесь хозяйкой, и Филипп почувствовал это с обжигающей остротой. Внезапно она опустила голову ему на плечо. Он обнял ее, задыхаясь от счастья и грусти. Нежность Кароль терзала Филиппа хуже смертной муки. Он не мог забыть, что именно в этой женщине была первопричина случившейся катастрофы, не в силах был и оттолкнуть ее. Неожиданно Филипп начал задыхаться, как будто кто-то изо всей силы ударил его кулаком поддых — раз, другой, третий… Он плакал, кривя рот в гримасе горя. Упав в кресло, простонал:

— Как это нелепо!.. Не обращай внимания!.. Я так несчастен, Кароль!.. Возможно… возможно, если бы я не был так суров с ним, ничего бы не случилось… Если бы он остался жить здесь, со мной, с нами… Если бы чувствовал, что его любят, помогают советом… О Господи! Я не знаю…

Он сгорбился в рыдании, спрятав лицо в ладонях.

— Успокойся! — приказала она. — Не нужно…

Филипп почувствовал ее нежную руку на своем лбу, и эта ласка успокоила его. Темное чувство трусливой благодарности переполняло его, и он почти упрекал себя за то, что чувствует себя счастливым среди развалин прежней жизни. Вместе с Кароль к нему возвращалась жизнь — бурлящая, требовательная, эгоистичная. Он хотел бы заточить себя в смерти сына, но внешний мир оглушал его теплом и шумом, принуждая думать о будущем.

— А что, если я вернусь? — шепотом спросила Кароль.

Он вздрогнул. Что она хочет этим сказать?

— Что, если мы снова будем жить вместе, Филипп? — продолжила Кароль, подчеркивая каждое слово.

Усилием воли подавив волнение, Филипп спросил:

— Почему ты хочешь вернуться? Из жалости?

— Брось, Филипп, ты прекрасно знаешь, что это не так!

— Тогда отчего же? Ты несчастлива с этим человеком?

Она покачала головой.

— Нет, Филипп! Теперь… теперь я не смогу!.. Но не будем об этом… Позже, потом я объясню тебе…

Внезапно Филипп подумал, что Кароль узнала, насколько плачевно финансовое положение Рихарда Рауха, и потому решила дать задний ход. Мысль о том, что она отступилась от любовника из сугубо меркантильных соображений, должна была бы уязвить Филиппа, но он слишком долго жаждал ее возвращения, чтобы теперь, когда его мечта исполнилась, становиться в позу оскорбленной невинности. Главное — она здесь, пусть даже в основе всего лежит обман. Какое странное стечение обстоятельств: он потерял сына, но обрел жену! Ужасный размен фигур! Филипп трепетал от радости на краю небытия.

— Ты не ответил мне, Филипп! — Голос Кароль вернул его к реальности.

Он молчал, все еще пребывая во власти сомнений. Мысль его работала стремительно. А вдруг Кароль вполне искренна? Неужели она все еще любит его? К чему искать мерзости жизни за прекрасным фасадом ее лица?

— Ты хорошо все обдумала? — наконец заговорил он. — Я не хочу, чтобы ты принимала решение вот так легко, из-за того, что вы поссорились или в чем-то не сошлись. Если ты вернешься — это должно быть навсегда.

— Именно так, Филипп.

— Нам придется кое-что уладить, Кароль.

— Что именно?

— Я должен предупредить Мадлен, детей… Они теперь снова живут здесь…

Кароль взглянула на мужа с удивлением.

— Конечно, ты не знала… Франсуаза разошлась с мужем, Даниэль перестал ладить с родителями жены… Я всех их взял к себе. Мадлен тоже задержится на некоторое время в Париже.

Кароль задумчиво покачала головой.

— Это несколько меняет дело, Филипп…

— Но почему? Дети будут в восторге!

— Сомневаюсь. Они и раньше не слишком-то меня жаловали, а мой уход, должно быть, стал последней каплей. Они хотят владеть тобой полностью, и это так понятно. Если я снова появлюсь, они станут относиться ко мне, как к чужой, к захватчице…

Филипп впал в отчаяние.

— Но ты же не передумаешь из-за… из-за всего этого?

— Конечно, нет! — попыталась успокоить его Кароль. — Но теперь еще слишком рано для нас возвращаться к прежней жизни… особенно когда рядом с тобой твои дети… Мне будет неловко за нас… и с ними… Пойми меня, прошу! Подождем месяц-другой… Пусть затянутся раны, успокоятся души… Мадлен ведь в конце концов уедет к себе, в Тук… И тогда все будет проще…

Несмотря на разочарование, Филипп не мог не признать, что она права: сейчас не время склеивать разрушенный брак. Необходима отсрочка. Но ждать два месяца!..

— И что же теперь? — спросил он.

— Увидим… мы сможем встречаться вне дома… Если ты захочешь, конечно… Завтра я улечу в Мюнхен — мне нужно уладить кое-какие дела, а через две недели вернусь в Париж.

— Одна?

— Конечно!

— Сейчас ты тоже одна?

Кароль посмотрела Филиппу прямо в глаза и ответила:

— Нет.

Ее откровенность восхитила его. Раз уж она искренне отвечает на такой вопрос, значит, не лукавит и в остальном. Он встал, взял руки жены в ладони, поцеловал. Нежный, едва уловимый аромат пробудил в душе бурю красноречивых воспоминаний. Подняв глаза, Филипп увидел перед собой лицо Кароль с тонким носом, красиво очерченным подбородком и огромными светло-серыми глазами с неподвижными точками черных зрачков. Как она хороша! И он крадет ее у другого мужчины, одерживая победу над более молодым соперником!

— Мне пора, — сказала Кароль, направляясь к двери.

На пороге, задержав ее на мгновение, Филипп сказал со значением:

— Не больше двух недель!

— Не больше, — подтвердила она.

Дверь за Кароль захлопнулась. Филипп вернулся в спальню. За несколько минут он стал другим человеком. Неужели довольно одного взгляда женщины, чтобы мир снова пришел в движение? Лежа в темноте, Филипп предавался размышлениям, в которых печаль смешивалась с оптимизмом. Всякий раз, когда воображение уносило его слишком далеко в будущее, он испытывал желание попросить прощения у Жан-Марка. Филипп закрыл глаза, уснул и увидел ужасный сон о смерти Кароль.

Взгляды всех присутствующих обратились на Филиппа, когда он вошел в столовую. Семья села завтракать, не дожидаясь его появления. Он поцеловал Даниэля, Франсуазу, Мадлен, тяжело опустился на стул, протянул чашку, чтобы ему налили чаю, подвинул к себе тарелку с сухариками и варенье. Как только Кароль вернется, они, как прежде, будут завтракать в спальне, вдвоем. При этой мысли сердце его сжалось от радости. Он не мог целиком отдаться предвкушению будущего воссоединения и оставался сдержанным в выражении чувств. Лицо Филиппа было хмурым, он медленно сделал глоток чая, съел сухарик, намазанный маслом. Лица людей, сидевших вокруг него, напоминали часы, остановившиеся в одно и то же мгновение под воздействием ужасного удара. Они чувствовали странное единение — каждый из них думал об одном и том же, но никто не осмеливался заговорить, боясь разбередить рану. Прошла неделя со дня похорон Жан-Марка, но он все еще не мог отойти от них, и эта невозможность забыть о случившемся холодила душу, не допуская забвения. Решив прервать молчание, Филипп принялся расспрашивать Даниэля о том, когда тот окончательно определится с экзаменом на степень бакалавра. Есть ли возможность узнать результат до официального объявления? Нет, это исключено.