Корона для Миледи - Патриция Брейсвелл

— А я этого и не говорила, — огрызнулась она, раздраженная его справедливым замечанием. — Но у меня, вероятно, уже не будет возможности помыться по пути в Винчестер. А поскольку я почти ничего не ела, совсем мало спала и общество мне составляют грязные мужланы и угрюмый брат, я буду использовать любую подвернувшуюся возможность побаловать себя.

Сварливость Вульфа ее утомила.

— Подай мне плащ, — сказала она, выходя из воды.

Он бросил ей свернутый плащ. Накинув его себе на плечи, Эльгива уселась рядом с братом.

— Через сколько дней мы доберемся до Винчестера? — спросила она.

— Мы едем не в Винчестер, — ответил он ей.

Эльгива строго на него посмотрела. Он говорил, что их отец в Винчестере, и она, соответственно, предполагала, что они там с ним встретятся. Король с сыновьями будет во дворце, а у нее было дело к этелингу Экберту, хотя он об этом еще не знал.

— Само собой, мы едем в Винчестер, — сказала она. — Куда же нам еще ехать?

— Мне велено сопроводить тебя в Нортгемптон, в Альдеборн, где ты будешь в безопасности.

— Я не хочу ехать в Альдеборн, — возмутилась она. — Разумеется, в королевском городе я буду в не меньшей безопасности.

— Если викинги нападут на Винчестер, тебе снова придется бежать. В Альдеборне будет безопаснее.

Она ошеломленно на него уставилась.

— Несомненно, они не будут пытаться разграбить Винчестер. Он слишком хорошо защищен.

— Эксетер тоже был хорошо защищен, — сказал Вульф.

Она хмыкнула.

— Мы пока не знаем наверняка, что случилось с Эксетером. Пираты, возможно, были разбиты и отступили на свои корабли.

Эльгиве не хотелось вспоминать Эксетер. Она желала бы полностью вычеркнуть из памяти вчерашний день с его криками, ужасом, с ее последним взглядом на Грою. Она поморщилась, словно ощутив физическую боль. Ей было невыносимо думать о Грое.

— Викинги сожгли Эксетер, Эльгива, — сказал Вульф, едко усмехнувшись. — Зарево в небе прошлой ночью — это был отблеск городского пожара.

Она вгляделась в его лицо, так похожее на ее собственное чертами и цветом кожи. Но при этом в нем появилось что-то новое, чего она не замечала раньше. Он постарел с весны, вокруг глаз легли черные тени.

— Ты знаешь что-то такое, чего не говоришь мне, — сказала Эльгива. — Что тебя так тяготит?

Он нахмурился.

— В стране хозяйничает датская армия, — ответил ей Вульф. — Этого разве мало для беспокойства?

— Вульф, — сказала она, ласково положив руку на его колено, — почему ты не доверяешь мне свои тайны?

Глядя на ладонь Эльгивы на своем колене, он склонил к сестре голову и, приподняв бровь, ответил:

— Я говорю тебе все, дорогая сестрица, что считаю необходимым. Сейчас у меня одни догадки, но ими я ни с кем не делюсь.

Вульф аккуратно убрал ее ладонь со своей ноги и бросил ей на колени.

Ясно было, что он не намерен ей уступать, но и сдаваться она пока не собиралась. Эльгива бесхитростно опустила вниз руку, которой придерживала спереди плащ, обнажая розовый сосок округлой груди. Вульф проследил взглядом за ее движением, и она, чуть выгнув спину, без слов пригласила ее поласкать. Будучи детьми, они часто забавлялись этой игрой, приносившей ей сладости и подарки от благодарного старшего брата, пока однажды Гроя их не поймала на горячем и не устроила Вульфу приличную взбучку. С тех пор как они оба повзрослели, она уже не осмеливалась так открыто его дразнить. Но сегодня она отчаянно хотела выведать, что у него на уме.

— Ты ничем не рискуешь, если расскажешь мне, — сказала она. — И ты знаешь, что я не откажу тебе ни в чем, чего бы ты ни попросил.

Он перевел взгляд с груди Эльгивы на ее лицо, и его губы искривила холодная усмешка. Медленно обняв ее, Вульф притянул сестру к себе, а затем ущипнул ее сосок с такой силой, что она вскрикнула, и, пока она безуспешно пыталась освободиться, плащ свалился с ее плеч.

— У меня нет желания участвовать в твоих детских играх, Эльгива, — прорычал он. — Оставаясь здесь, мы сильно рискуем, и ты, моя маленькая шлюшка, не добьешься своего так просто. А когда мне что-нибудь от тебя будет нужно, я возьму это сам, захочешь ли ты того или нет.

Отпустив ее сосок, он схватил ее голову обеими руками и стал ее грубо целовать, насилуя языком, несмотря на все ее попытки отпихнуть его от себя. Когда он наконец ее отпустил, она прошипела:

— Ты ублюдок.

— Это твои нежности, прелесть моя? — сказал он, поднимаясь. — Оставь их для короля. На этом закончим наш разговор. Одевайся и возвращайся в лагерь. Или я тебя разгорячил? Может, прислать тебе кого-нибудь из моих парней, чтобы он продолжил? Или, может, тебе одного будет мало? Не сомневаюсь, они все с радостью согласятся.

Она плюнула в его сторону, и он хрипло расхохотался, прежде чем исчезнуть среди деревьев. Одевшись, она села на теплый камень и задумалась, потирая кончиками пальцев разболевшуюся грудь. Можно было ожидать от него такой реакции, жестокость была ему присуща. Эльгива довольно часто становилась свидетелем ее проявления, но на сестру он направлял ее редко, а когда это все же случалось, Гроя всегда была рядом, защищая ее. Она воспринимала эту защиту как должное, но Грои больше нет, и теперь она с трудом узнавала Вульфа. Ей следует осмотрительней обращаться со своим братом.

Хмуро глядя на водную гладь, она гадала, что может его беспокоить. В чем мог быть замешан их отец, чего он не сообщал даже своим сыновьям? Размышляя над этим вопросом, она заметила какое-то движение под деревьями с другой стороны озерца и, вспомнив слова Вульфа о датских лазутчиках, замерла, готовая вскочить на ноги и бежать. Но между деревьями пробирался не викинг. На освещенную солнцем траву осторожно шагнул белоснежный олень и склонил увенчанную массивными рогами голову к воде. За ним вышли три лани со шкурами обычной расцветки и тоже направились к берегу, чтобы напиться. В сравнении с ними белый олень казался призраком, пришельцем из иных миров. Эльгива даже не смогла бы сказать с уверенностью, что он материален.

Она затаила дыхание. Гроя рассказывала о том, что подобные существа бывают, но Эльгива никогда не думала, что сама увидит одно из них. «Белый олень, — говорила ей Гроя, — предвестник того, что мир скоро изменится. Такое знамение дано увидеть очень немногим».

У Эльгивы по спине пробежал холодок. Несомненно, это было послание лично ей, и она должна его истолковать. В привычном ей мире назревают перемены, которые могут преобразить ее жизнь. «Но будут они к лучшему или худшему?» — спрашивала она себя. Было ли это обещанием или предостережением?

Она закрыла глаза, но перед ее внутренним взором блеснул солнечный луч, отраженный лезвием топора, затем брызнула кровь, когда оно достигло своей цели. Эльгива с усилием распахнула глаза.

Поляна на противоположном берегу была пуста.