Светские манеры - Рене Розен

Тем временем Мэйми как хозяйка приема приветствовала гостей. Очередь двигалась быстро, и вскоре Каролина с Гарри оказались за неким джентльменом, которого Мэйми, прежде смерив его взглядом, встретила следующими словами:

– О, какая неожиданность! Признаться, я совсем забыла, что пригласила вас. – Рассмеявшись, она добавила: – Умоляю, чувствуйте себя как дома. Поверьте, здесь нет никого, кто бы так отчаянно, как я, желал, чтобы вы оказались дома.

– Потрясающе остроумная женщина, да? – выразил свое восхищение Гарри.

Они остановились перед Мэйми, Каролина пожала ей руку.

– А мы все гадали, придете вы или нет. Даже ставки делали, – заявила Мэйми.

– Еще неизвестно, надолго ли я здесь задержусь, – парировала Каролина.

Рассмеявшись, Мэйми сосредоточила внимание на Гарри.

– Сегодня вы несказанно прекрасны, – произнес он, заключив обе руки Мэйми в свои ладони.

Прекрасны? Мэйми была кто угодно, только не красавица. Каролину кольнула ревность. Господи помилуй. Ревновать к Мэйми Фиш! Это же смешно. Тем более что Гарри Лер был безнадежно молод для нее – да и для Мэйми тоже. До Каролины доходили слухи, что в его спальне висит портрет обнаженного мужчины, но это было неважно. Их связывали не романтические отношения. Просто ей никогда еще не было так интересно, как с этим молодым человеком. Он вернул ей ощущение молодости, раскрепощенности, живости. Гарри, подозревала она, дружба с ней тоже приносила дивиденды, ведь он был единственным человеком, который сумел приобщить к веселью и развлечениям саму миссис Астор.

Против веселья Каролина ничего не имела, но, когда пришло время знакомиться с почетным гостем, загадочным принцем Дель Драго, она никак не ожидала быть представленной шимпанзе. Шимпанзе! В смокинге, в цилиндре, с красным галстуком-бабочкой. Каролина утратила дар речи. Все смеялись, наблюдали за ней, ждали, как поведет себя великая гранд-дама. Ждали зря. Каролина была шокирована, стояла, как изваяние. Честное говоря, это дикое существо внушало ей ужас. Обезьяна смотрела на нее, склоняя голову то на один бок, то на другой. Каролина попятилась. Шимпанзе в знак протеста пронзительно закричал и швырнул свой цилиндр в толпу гостей.

Каролина взвизгнула и, пытаясь увернуться, едва не наступила на подол собственного платья.

– Пожалуй, мне пора, – сказала она Гарри, чувствуя, как у нее заходится сердце.

– Глупости, Лина. Даже слышать об этом не хочу. Со мной вы в полной безопасности. Я не дам вас в обиду.

Бал продолжался. Каролина смотрела, как гости по очереди ублажают мохнатого принца, потчуют его шампанским. У Мэйми весь вечер рот не закрывался от смеха. Особенно заливисто она хохотала, когда обезьяна запрыгнула на люстру и принялась на ней раскачиваться. Стайвезант забрался на стол и, осторожно ступая между посудой, попытался снять с люстры шимпанзе. В отместку принц, издавая пронзительные крики, принялся расшвыривать по бальной зале хрустальные подвески и лампочки. Гости только и делали, что прыгали, стараясь их поймать.

Одна лампочка угодила в парик Каролины. Она взвизгнула второй раз за вечер, – а, может, и за всю свою жизнь, – и чуть не свалилась со стула. Потрясенная, она пребывала в полной растерянности, но, к счастью, этого никто не замечал. Все, включая Гарри, были увлечены поимкой шимпанзе.

Одна лишь Альва пришла к ней на помощь.

– Пойдемте освежимся немного, если вы не против, – предложила она, помогая Каролине подняться из-за стола.

Стремясь скорее спрятаться от разразившегося буйства, Каролина позволила Альве увести ее в одну из гардеробных Мэйми, куда из бальной залы доносились шум суматохи, крики и смех. Она села за туалетный столик, посмотрела на себя в зеркало и ужаснулась, увидев, что из-под парика выбилась седая прядь волос. Она даже не заметила, что лампочка застряла в парике, пока Альва не стала выпутывать ее из волос кончиками пальцев.

– Надо признать, у этой маленькой бестии очень цепкие лапы, – тихо рассмеялась Альва, аккуратно заправляя под парик седые пряди Каролины. – Ну вот, теперь как новенький. – Она стиснула плечо Каролины, глядя на отражение их лиц в зеркале.

И Каролина вдруг поняла, что больше не может пестовать в себе ненависть к этой женщине, ведь Альва была так добра и к Эмили, и к Шарлотте. А теперь вот и к ней тоже. Она хотела извиниться за свое отношение к ней в прошлом, но слова не шли с языка. Поэтому она просто сжала руку Альвы, думая: если бы тогда, много лет назад, Альва знала, что не деньги, не роскошные особняки и балы, а ее доброта покорят ту самую миссис Астор.

Вернувшись вместе с Альвой в бальную залу, Каролина увидела, что буйное веселье и вовсе приобрело характер умоисступления. Дамы, позабыв про приличия, по очереди отплясывали с волосатым коротышкой-принцем под хлопки и подбадривающие возгласы джентльменов, которые, встав кругом, чокались бокалами вина и шампанского. В какой-то момент шимпанзе улизнул из объятий Вильгельмины Браунинг, и гости начали ловить его, сметая со столов посуду и опрокидывая на пол стулья.

Тут-то Каролина и поняла, что она слишком задержалась на балу. Гарри Лера она обожала, но в силу своего возраста угнаться за ним уже никак не могла. Она не имела ни малейшего желания участвовать в этом шутовстве и поняла, что скучает по тому обществу, каким она его знала. И по Томасу. Ей его не хватало. Больше всего на свете сейчас она хотела оказаться дома, в своей гостиной, хотела в спокойной обстановке сидеть и слушать, как он ей читает.

Альва

1897 год

Три дня валил снег. В среду, 10 февраля 1897 года, снегопад наконец прекратился, но температура резко понизилась. Альва и Оливер подъезжали к отелю «Уолдорф», где чета Брэдли Мартин давала бал. В заднее окно кареты Альва смотрела на заснеженный город, искрившийся и переливавшийся в сиянии луны. Было так морозно, что ее руки в перчатках, спрятанные в норковую муфту, окоченели. Пятая авеню была запружена экипажами. К своему удивлению, Альва увидела, что вдоль улицы стоят по колено в снегу мужчины и женщины в изношенных пальто и шерстяных шляпах. Все протестующие – члены Популистской партии – держали в руках плакаты с надписями: «Блага – народу», «Справедливость – это умеренность», «Бароны-разбойники, убирайтесь восвояси». Полицейские пытались сдерживать пикетчиков. Разгневанная толпа кричала, скандировала: «Ни стыда, ни совести!», закидывая снежками и бутылками элегантные экипажи, что подкатывали к отелю.

Альва встретилась взглядом с одной женщиной, стоявшей у обочины с плакатом «Бароны-разбойники – ненасытные твари». Глаза у нее были запавшие, потрескавшиеся губы дрожали от холода. Она сердито погрозила ей кулаком, – словно ножом полоснула. Альва вдруг остро осознала, что ее туалет герцогини Девонширской стоит двадцать пять тысяч долларов, а инкрустированные золотом латы Оливера – десять тысяч долларов. С тех пор, как они выехали из дома, он все жаловался на неудобство своего маскарадного костюма и даже на время снял оплечья, латную юбку и латные рукавицы, чтобы можно было сидеть в экипаже.