Куплю чужое лицо - Сергей Дышев

– Раевский Владимир Иванович! – И добавил: – Редкая фамилия.

Пристально посмотрев на меня, он поинтересовался:

– Вы в пограничных войсках не служили?

– Не приходилось, – как можно спокойней ответил я. – А почему вы спросили?

– Знал я одного Раевского, тоже Владимира Ивановича, он тоже был пограничником.

– Фамилия моя достаточно распространенная, – заверил я.

Вглядевшись в прапорщика, я вспомнил, где видел его. Узбекистан. Термезский пограничный отряд, где я служил в десантном подразделении, а он протирал штаны в отделе кадров. Фамилия, кажется, Крысунько… Его ненавидели лютой ненавистью за то, что он постоянно заворачивал наши наградные листы, находя в них бесконечные нарушения правил оформления. Вот где довелось встретиться…

Прапорщик, еще раз сличив меня с фотографией, шлепнул печать в паспорте и, возвращая его, заметил:

– И голос тоже похож!

Я промолчал. Пародиста не вызывали.

Напоследок «сослуживец» поинтересовался:

– Цель поездки в Республику Украина?

– Туризм! – ответил я и после паузы сорвался: – Ты так и не дослужился до старшего прапорщика.

– Откуда вы это знаете? – опешил погранец.

– Да по погонам вижу.

– Не понял…

– Ну, погоны-то – прапорщика, простого, не старшего, – пояснил я. – Сам знаешь…

Крысунько (точно, фамилия его Крысунько, а звать – не помню) напрягся, в отчетливой тишине послышалось, как поскрипывают извилины его мозга.

Я глянул на Паттайю, она вознесла взор к Будде, наверняка моля, чтобы он послал мне кусочек разума.

– Ты чего – слишком умный? Щас высажу – и будем выяснять.

– Что вы так обиделись? – вспыхнула Паттайя. – Вы очень красивый офицер.

Лесть красавицы растапливает сердце мужчины, как сосульку, сорвавшуюся в костер.

– Мне на старшего послали недавно, – небрежно бросил Крысунько.

Я промолчал, а Паттайя с жаром поздравила его с этой вехой в его жизни.

Как только я захлопнул дверь, Паттайя вопросительно глянула на меня.

– И здесь он меня достал.

– Ты его знаешь?

– К несчастью, да… Как сказал бы Штирлиц, никогда я еще не был так близко к провалу. Служили два товарища: один при штабе, второй – в десантной группе. И как ты думаешь, кто из нас первым получил орден?

– Он? – догадалась Паттайя.

– Правильно! Нюх у него всегда был хороший, где и под кого подлезть… Да бог с ним!

Поезд, набирая обороты, веселее застучал по украинской дороге. Все развлечения на этом закончились, и мы незаметно уснули.

Под утро я проснулся. Мы стояли на унылом полустанке. Режущий свет двух или трех фонарей на столбах вызывал грустные ассоциации, напоминая контрольно-следовую полосу. Прогрохотал встречный поезд, унося несколько сотен чужих судеб. Потом и мы поплыли, оставляя позади дежурного по станции, перрон, бродягу-пса на нем. Мертвый свет фонарей скользнул по лицу безмятежно спящей невесты. Я снова улегся на постель, зная, что вряд ли усну. Как бывает, нежданно вспыхнули и исчезли разрозненные, совершенно не связанные воспоминания. Мать, выглянувшая из окна во двор и позвавшая на обед; рыбалка (уже в зрелом возрасте) на диком озере, на котором ничего не поймали, зато вдоволь накормили комаров; первый школьный опыт с порохом, когда сильно обжег свою руку; развод с Ольгой и глаза дочери, полные слез… И самое раннее осмысленное детское воспоминание: карусель с веселыми лошадками, осликами, собачкой, тигром, барашками, козликами и даже, кажется, дельфином. Во время движения по кругу эти зверюшки то взлетали (так мне казалось), то опускались, вызывая неописуемый восторг. Позднее другие воспоминания о карусели в городском парке насыщались уже драматическими, глазами ребенка, событиями, как то: завладеть, усесться не на несчастного дельфина, а на доброго ослика или замечательную собачку. Детские споры, капризы, желания по этому поводу утихомиривали мамы и папы, обещая в следующий раз посадить ревущее чадо на хребет именно той животине, на которую указал крошечный перст.

Эта детская карусель с возможностью побороться за объект оседлания, за зверька, который послушно прыгает под твоей попкой, давала первый опыт борьбы за лучшее место, за исполнение прихоти.

Карнавальная карусель, как символ безумной гонки, борьбы за место под солнцем… Вскочить на несущегося зверя (какого – не до выбора), оседлать его и не сорваться в ходе бешеной скачки. Но вот пройдет первый круг, за ним – второй, третий, и вдруг осознаешь, что обманут и будет только лишь бег по кругу. Даже если сумеешь на ходу выбить соперника и оседлать его зверя.

…Фирменный поезд прибыл в Киев минута в минуту. По украинскому времени. Мы подхватили свои сумки и ступили на перрон. Раздумывать было некогда. Может быть, вслед за мной уже летела грозная депеша: немедленно арестовать Раевского-Кузнецова и экстрадировать в кандалах в Россию.

Таксист привез нас в международный аэропорт Борисполь. Впереди было католическое Рождество, и я всерьез опасался, что украинские католики раскупят все билеты, предпочтя для празднества Таиланд. Самолет компании «Аэросвит» вылетал в два часа дня.

Нам опять повезло. Как раз оставалось два последних билета на борт, которые мы выкупили, предъявив свои паспорта. Туристическую визу сроком на 15 дней с возможностью продления граждане России имели право получить по прибытии в Таиланд. Единственное условие – надо было иметь оплаченный обратный билет. Так что мне пришлось раскошелиться и на него. Паттайя возвращаться в Россию не собиралась. Я тоже не торопился.

Оставалось еще три часа. В Киеве на улице Лесной в районе Печерских Лавр жила моя бывшая жена Ольга с моей дочерью. Я мог бы навестить их. Но короткая встреча принесла бы одни проблемы. Я напугал бы дочь чужим лицом и прежним голосом (если она еще помнила его). Ольга, конечно, припомнила бы фотографию неизвестного мужчины по фамилии Кузнецов, которую ей показали в МВД Украины. И последовавшие затем отбор крови у дочки для ДНК-анализа, чтобы изобличить страшного человека, который убил ее непутевого папу… Закончилось бы это истерикой и вызовом милиции. Хоть бы одним глазочком глянуть на дочку – единственное, что связывало меня на этом континенте.

Не судьба…

После процедуры регистрации билетов и багажа, таможенного досмотра мы прошли через «кишку» прямо в брюхо «Боинга-767».

По расписанию ушли в небеса. Публика была разношерстная: брюнеты и блондины, длинновласые и лысые, как помидоры, выщипанные фрау и кавказцы, волосатые по-обезьяньи. Ортодоксальные католики не наблюдались. Слышалась русская, украинская, английская, немецкая речь. Лететь среди этой какофонии предстояло не менее четырнадцати часов. Выплыла стюардесса – предвестница затяжного алкогольного возлияния. Она везла передвижной столик, заставленный спиртными и прочими напитками. Я попросил бутылку виски, лед и содовую. Выпили за взлет: я – неразбавленный, а Паттайя добавила себе содовой. «Вискарик» согрел, и мы задремали… Потом мы просыпались на кормежку, пили за предстоящее путешествие, за самих себя.