Автоматная баллада - Андрей Уланов

— Это не важно. Во что верил он… во что верила она… во что не верю я. На могиле должен быть крест.

— Да. Ты прав.

— Возьми автомат.

Они целились точно в огромный красный диск заходящего солнца. Пять сдвоенных выстрелов разорвали вечернюю тишину — десять гильз растворились в траве.

Стрелок

Анна подошла к нему, когда он перебирал рюкзак, и молча стояла рядом, пока он, наконец, не поднял голову и не взглянул на неё.

— Почему ты не убил меня?

«Я должен был бы удивиться, — подумал Швейцарец, — но не могу. Просто не могу».

— Зачем?

— Разве тебя не наняли для этого?

— Наняли, — равнодушно кивнул Швейцарец. — Даже выдали задаток. Но этот контракт аннулирован.

Именно так, мысленно продолжил он: контракт на Анну — анн-нулирован! Забавно получилось… наверное.

— Что значит «аннулирован»?!

— Это значит, что Храма больше нет, — сказал Швейцарец.

— Нет Храма? Нет Ордена? Да скажи ты толком, что произошло?!

— Произошёл я.

— Ты?! Что зна… ты хочешь сказать, что уничтожил Орден?!

— Да.

— Ты один уничтожил Орден, — медленно проговорила Анна. — Ты хочешь, чтобы я в это поверила?

— Я уже ничего не хочу, — сухо отозвался он. — И мне абсолютно безразлично, во что ты веришь.

— Как ты это сделал? — требовательно спросила девушка.

— Авиабомбами.

— Как?!

— Сбросил на их крепость четыре бомбы, — устало пояснил Швейцарец. — С самолёта.

— Откуда у тебя взялся самолёт?

— Из дома.

Разговор выглядел идиотским, и Швейцарец понимал это — равно как и то, что этого разговора не должно было быть в принципе. Им просто не о чем разговаривать.

Но так же он понимал, что разговор даёт им обоим возможность хоть как-то перестать вспоминать, хоть на какое-то время не думать…

…о тех, кто лежит меньше чем в двух сотнях метров от них.

— Хочешь сказать, что ты умеешь не только пулять из пистолетов, но и летать на боевом самолёте?

— Я — многофункциональная боевая машина. Меня хорошо учили.

— Не верю, — Анна, подогнув колени, села рядом. — Не верю, — снова повторила она. — Ни единому твоему слову не верю. Всё, что вылетает из твоей поганой глотки, — дерьмо!

— Я уже сказал, — напомнил Швейцарец. — Мне безразлично, во что ты веришь. Без-раз-лич-но! На-пле-вать!

— И ты сам — дерьмо!

— Если ты, — медленно произнёс он, — явилась в надежде разозлить меня и нарваться на пулю, можешь не тратить зря силы. Не хочешь жить дальше — застрелись! Или соверши дзигай.

— Дзигай — это для самурайских жён.

— А для подруг следопытов что? — криво усмехнулся Швейцарец. — Ритуальные мотыги?

— Зачем ты пошёл за нами?

— Я шёл не за вами.

— Врёшь, — уверенно возразила Анна. — Мальчишка с хутора рассказал, как ты махал моей фотографией. Тебе была нужна я.

— Ах, — после долгой паузы с очень странной интонацией произнёс Швейцарец. — Вот оно что.

— Что тебе от меня нужно?!

— Ничего. Теперь. Уже. Ничего.

— А раньше ты чего хотел? — бешено закричала она. — Ну?! Какого чёрта?!

— Я просто хотел задать один вопрос, — тихо отозвался Швейцарец. — Один вопрос. Решить головоломку. Найти последний кусочек мозаики. Подарок на память от иерарха Дяо. Всё-таки он меня достал… любопытство сгубило кошку…

— Прекрати бредить!

— Я просто хотел задать один вопрос…

— …, так задай его! Вот она я, перед тобой — задай этот проклятый вопрос!

Когда она шла к нему… не зная только, хочет ли убить или погибнуть, — она шла к врагу. Живому человеку, чью боль на краю могилы чувствовала так же остро, как свою собственную. Сейчас же Анна не могла точно сказать, за что больше ненавидит сидящего рядом: за смерть Шемяки или за этот застывший взгляд.

И ей было страшно.

— Вопрос… — задумчиво повторил Швейцарец. — Один-единственный вопрос. Почему храмовники так хотели твоей смерти?

Она не поняла, это было видно, и ему пришлось пояснять:

— Дяо не смог бы открыто нанять меня, да ещё за немалые даже для Храма деньги, если б не имел очень серьёзного обоснования для своих действий. Само по себе бегство взбалмошной дочурки с гвардейским десятником таким обоснованием явиться не могло. И я не думаю, что иерархи сильно боялись твоего триумфального возвращения во главе танковых колонн Европы. Почему же им так нужна была именно смерть?

— Оскорбление…

— Чушь! — резко сказал он.

— Послушай, я не знаю…

— Врёшь, — равнодушно перебил её стрелок. — Как минимум ты догадываешься.

Минуты две она колебалась…

— Ты ведь в любом случае узнаешь всё, что тебе нужно?

— Мог бы. Но мне это не нужно.

Он говорил правду, девушка почувствовала это. И — решилась.

— Алмазы.

— Ювелирные камни первого порядка. В огранённом виде именуются бриллиантами. Классическая бриллиантовая огранка состоит из 57 граней.

— Это камни Алмазного фонда СССР. После начала войны их перевезли из Кремля в одно из правительственных противоатомных укрытий. Я не знаю, как Орден заполучил эту информацию… но в сейфе отца была карта Подмосковья с отмеченным убежищем и коды доступа к хранилищу.

Теперь замолчал уже Швейцарец.

— Я подозревал, — тихо произнёс он после долгой паузы, — что в этом деле примешалась подобная дрянь. Золото… алмазы… склад оружия… незапущенные ракеты… власть… могущество… что ещё могло так интересовать этих ублюдков из Храма? Камни Алмазного фонда… за многими из них сквозь века тянутся кровавые реки. До сегодняшнего дня…

— Ты получил свой ответ. Ты доволен?! Теперь?

— Доволен? — переспросил Швейцарец. — О да. Теперь я доволен. Можно даже сказать — теперь я полностью и окончательно удовлетворён. И более того — я счастлив.

Анна, наконец, поняла, что же именно пугает её сейчас в этом человеке больше всего. Не взгляд — Чёрный Охотник не смотрел прямо на неё, это скорее раздражало, чем пугало. Голос! Он менялся лишь по силе звука, но все слова произносились одним и тем же безжизненным тоном. Так могла бы говорить машина, оснащённая регулятором громкости. А вот люди так не говорят никогда. Почти никогда.

Если они — всё ещё люди.

Выпрямившись, Анна медленно — Сашка вдруг показался ей невероятно тяжёлым — подняла автомат. Чёрный Охотник продолжал сидеть в прежней позе, никак не среагировав на чёткий щелчок предохранителя в нескольких десятках сантиметров от своего виска.