Будет только хуже - Виктор Климов

спрашивали… Спрашивали о том, что я помню. Моих сослуживцев спрашивали о том же. Как спим спрашивали, что нам снится, мучает ли нас ощущение дежавю, ложные воспоминания, которые нам кажутся реальными, и тому подобные вопросы на грани психологии и психиатрии. Иногда мне в ходе таких сеансов даже становилось смешно. Прикинь, тебя разбирает смех, а перед тобой сидит такой серьёзный очкарик, ни разу не улыбнётся и всё время что-то записывает в свой блокнот.

— В смысле, о чём помнишь? И что ты им рассказал?

— А особо нечего было рассказывать. Ничего такого необычного никто из нас после пребывания в камере не испытывал. Галлюцинаций не было, спали как убитые, практически без сновидений. Мне даже показалось, что умники были сильно разочарованы нашими ответами. Ну, что есть, то есть.

— А потом, значит, вы очнулись в поезде и поняли, что эксперимент оказался успешным?

— Типа того, — кивнул Алексей. — Проблема в том, что эксперимент, в котором мы участвовали, это лишь часть чего-то большего, какого-то другого опыта. Потому мы вначале и не заметили никаких изменений, а масштаб произошедшего осознали только в поезде, когда увидели взрывы на горизонте.

Вот тут-то мы всё и вспомнили. Вспомнили, что мы делали в последние месяцы, как жили, что происходило в мире. Мы осознали, что эксперимент-то удался, как ни крути!

Да, мы не понимали всего, но кое-какие зацепки у нас уже были, и мозаика стала складываться в единое целое. Пускай с кучей отсутствующих фрагментов, но всё-таки она обрела определённые очертания.

Рассказ пограничника порождал ещё больше вопросов и главное, не давал ответов на основные из них. К тому же из ответов капитана вовсе не следовало, что он всё не придумал по каким-либо одному ему известным причинам. В конце концов, его товарищей, с которыми он тогда ехал в «Ласточке» вместе с остальными пассажирами, в том числе Владом, Алей и Джессикой, сейчас рядом не было и они никак не могли подтвердить его слова.

Ну, ладно, допустим, вот просто на минуту, допустим, подумал Влад, что пограничник говорит правду.

— Ты хочешь сказать, что всё, что вокруг нас, — Влад глазами обвёл окружающее пространство, — нереально? Мы типа в Матрице сейчас находимся.

— В Матрице? — ухмыльнулся Алексей. — Нет, не в Матрице.

Он взял с пола кусок отвалившейся от стены штукатурки и поднёс к носу.

— Плесень. Известь. Сам понюхай, — он протянул обломок Владу. — Чувствуешь запах плесени? Старой штукатурки, земли? Дело в том, что нет реальности, кроме той, которую мы ощущаем здесь и сейчас. Реальность — она всегда одна единственная и самая что ни на есть реальная. Ветер дует, снег падает. Если мы ощущаем реальность — значит, мы живы, значит, реальность существует.

— Сложно.

— Я не обещал, что будет легко, — продолжал Алексей. — Мы тогда, с товарищами, решили разделиться, чтобы собрать как можно информации о происходящем, найти тех, кто тогда руководил экспериментом и имел к нему хоть какое-то отношение. Заставить их вернуть всё, как было.

Из того, что мы узнали, можно сделать вывод, что данное конкретное состояние пространства-времени может одновременно существовать с другими реальностями. Они равновероятны. Но сгенерировав волну, о которой я говорил ранее, можно получить новое состояние пространства времени.

— Легче не стало.

— Я примерно так же реагировал, когда слушал впервые. Над такими проблемами бьются по-настоящему гениальные умы. Мне вот геометрия с трудом в школе давалась, что уж говорить о высшей математике, квантовой механике, чёрных дырах и всех этих теориях о множественности вселенных, или множественности возможных состояний одной Вселенной. Видать, я потому и согласился на участие в эксперименте, что толком не отдавал себе отчёта в происходящем.

— Или тебя успешно подвели к участию в нём.

— Не исключено, — закивал Алексей.

— Значит, кто-то осуществил этот сдвиг.

— Да, кто-то его осуществил, — согласился он. — И тот, кто это сделал, тоже имел в своём распоряжении камеру, подобную в той, которой находились мы во время эксперимента.

— Чтобы помнить, что произошло, и увенчался ли сдвиг успехом, — высказал догадку Влад.

— Совершенно верно, — махнул указательным пальцем капитан. — Правильно мыслишь.

Влад переваривал услышанное, пытаясь заставить себя поверить во все эти изменения континуума.

— А вот это изменение пространства-времени произошло во всей Вселенной, — с сомнением спросил он, — происходит во всей Вселенной разом или только в рамках небольшого сектора пространства.

Алексей, услышав вопрос, заинтересованно взглянул на Влада.

— Интересное замечание, но ответа у меня нет. Подозреваю, что в какой-нибудь их теории возможны оба варианта. И оба из них равнозначны.

— Этого не может быть.

— Разве? Вот тебе пример: есть Тихий океан, или давай возьмём глобальнее, Мировой океан, так?

— Так, — кивнул Влад.

— Так вот, бросаешь ты камень в этот океан и от него пошли волны. Но сам океан в целом не изменился. Тот же объём, те же берега, да и волны от брошенного камня быстро сойдут на «нет». Но изменение будет внесено. Изменению подвергалась как вся гладь океана, так и отдельная её часть. В то же время, эти изменения нигде кроме этой части заметны не были и ни на что не повлияли.

— Какая-то диалектика, — подытожил Влад.

Алексей, закивал, соглашаясь, и произнёс:

— А потом начались убийства всех, кто имел отношение к эксперименту, в котором мы участвовали. И параллельно выживших пассажиров поезда. Сначала мы не увязывали одно с другим, но потом заметили систему в том, что происходило, и решили заняться спасением тех, до кого не успели добраться убийцы.

Глава 20. Бегство

Ветка обжигающе хлестнула Влада по щеке, а через секунду он чуть не напоролся глазом на торчащий сук. Он бежал по раскисшей лесной почве, поскальзываясь на мокрой опавшей листве, едва припорошенной снегом. Несколько раз он спотыкался в темноте о торчащие корни — дёргающийся словно в припадке эпилепсии узкий луч фонарика больше мешал, чем помогал.

За спиной, по которой уже струями лился пот, и футболка противно прилипала к коже, болталась винтовка Драгунова, за которую он переживал разве что не больше, чем за себя. А в голове была только одна мысль — главное успеть! Главное успеть!

Еловая шишка провернулась под подошвой ботинка, и Влад с размаху рухнул на землю. Налобный фонарик разбился о пень, брызги стекла в последний раз сверкнули перед глазами.

— Да чтоб тебя! — только и вырвалось у него.

Нога предательски заныла растянутыми сухожилиями. Но надо было бежать, надо было успеть. Через силу, превозмогая боль, он поднялся и побежал вновь, уже в темноте, прихрамывая на правую ногу. Боль необходимо было игнорировать. Иначе никак.

***