Иллюзия 2 - Сергей Тармашев

Оля аккуратно развернулась в кромешной тьме, безошибочно беря направление на выход из лабиринта, и поплыла вперед, неловко гребя травмированными конечностями. Сил на тепловой баланс не осталось, и окоченевшее тело с трудом выполняет команды мозга, но это даже хорошо. Притупившаяся нервная система глушит боль в изломанных пальцах и резь в располосованном кровоточащими порезами теле. Запас воздуха в легких иссяк, но еще немного кислорода осталось в мышцах, и она будет бороться до последнего. Пока Разум не угас, она не опустит рук. Больше – нет.

– Оля! – тусклый лик матери сформировался неподалеку, заманивая ее в тупиковую пещеру лабиринта. – Спаси!!!

Равнодушный взгляд Контактера не поменял точки приложения даже под закрытыми веками. Оля медленно плыла к выходу, преодолевая непроницаемый обычному взгляду лабиринт по кратчайшему расстоянию. Тусклые лики матери начали появляться чаще, голос стал громче, мольбы – призывнее, но покрытый кровоточащими порезами точеный женский силуэт не изменил курс. Жжение в разрывающихся от удушья легких стало нестерпимым, но сила Разума оказалась сильнее силы животных инстинктов. Оля плыла, погрузившись в удушливый кровавый туман, и сознание упрямо держало в себе одну-единственную мысль: не сдаваться. Больше никогда не сдаваться.

Последние остатки кислорода в организме закончились, и Оля почувствовала, что конечности больше не двигаются, и тело безвольно висит посреди узкой пещеры, сплетенной из острых, как бритва, кораллов. Глаза открылись сами собой, и затухающее зрение увидело расплывчатое пятно солнечного света, сияющее где-то сверху. До выхода полтора метра, нужно лишь всплыть, но мозг уже утратил контроль над телом. Жаль. Но зато она боролась до последнего. Зато теперь ей известно, кто она. За такое стоило умереть. Оля собрала в кулак остатки затухающего сознания и оттолкнулась от основания пещеры. Но обессилевшие руки лишь вяло чиркнули по кораллам разодранными пальцами, непослушное тело неуклюже поплыло вверх и уперлось в потолок, не дотянув до выхода каких-то сантиметров. Солнечный свет медленно угас в открытых глазах, и удушливая кислота в легких взорвалась, швыряя Олю обратно во мрак.

* * *

Утреннее солнце задорно выглядывало из-за горизонта, озаряя бескрайнюю тайгу алыми лучами зари, и прилепившийся к подножию раскидистой сопки маленький палаточный лагерь отбрасывал на ее каменистые склоны длинные причудливые тени. Мама, красивая и совсем молодая, в испачканном полевом комбинезоне, очень чумазая и очень счастливая, с победным возгласом оторвалась от стоящего на переносном транспортном контейнере походного электронного микроскопа и бросилась к подножию сопки. В двух десятках метров вверх по склону, среди выпирающих из каменистых россыпей скальных отрогов неспешно орудовал геологическим молотком крепкий светловолосый мужчина. Отец отложил только что отбитый от скалы образец и выпрямился, оборачиваясь на счастливый возглас любимой жены. Его голубые, как небеса, глаза, озарились задорными огоньками:

– Чего верещим? Завтрак поспел? – Он улыбнулся так тепло, как может улыбаться лишь влюбленный человек при виде своей второй половинки.

– Мы нашли его! – Спотыкающаяся мама все-таки добралась до отца и с разбега бросилась к нему на шею. – Ты его нашел! Это невероятно! Пятнадцать процентов!!!

– Шлаков и грязи? – Радостно улыбающийся отец схватил маму на руки, их губы слились в поцелуе, и он закружил ее вокруг своей оси.

– Уронишь! – Мама оторвалась от поцелуя.

– Ни за что! – заявил отец, и они вновь поцеловались.

– Я серьезно! – Она, наконец, перевела дух. – Ты нашел танталовую жилу! Содержание оксида в породе не меньше пятнадцати процентов!

– Это невозможно, – отец тихонько засмеялся и игриво чмокнул ее в кончик носа. – Тантал один из самых редких и дорогих металлов на Земле. Он не существует в таких концентрациях. Если удается обнаружить месторождение с его содержанием в породе две-три десятых процента, то это настоящий успех! Потому что чаще этот показатель в десять раз ниже: две-три сотых процента. Поэтому, собственно, он такой дорогой.

– Я вообще-то младший научный сотрудник! – Мама надула губки. – Я все это знаю! И я умею работать с образцами и микроскопом! – Она вновь озарилась радостью, схватила отца за руку и потащила за собой: – Пошли, сам посмотришь! Пятнадцать процентов минимум! Я даже не уверена, что это оксид! Я такого раньше не видела! Нужно срочно сообщить в центр и в Москву!

Спустя десять минут небольшая геологическая партия криками «ура!» отмечала столь неожиданную и невероятную победу, и начальник партии в срочном порядке докладывал по спутниковой связи вышестоящему руководству.

Где-то на другом конце страны, в богатом и чопорном офисе московского министерства, сидящий в дорогом кресле Избранный всполошился, получая кодовое сообщение по секретной линии связи. Несколько секунд он читал полученный текст, потом торопливо направился к стене и приложил ладонь к висящему на ней портрету действующего президента. Портрет разошелся надвое вместе со стеной, обнажая небольшую стальную пластину с матовой сенсорной вставкой. Система контроля доступа считала биометрию Избранного, сенсорная вставка изменила цвет, сообщая об установке защищенной связи с неким абонентом, и Избранный начал доклад.

Спустя полчаса начальник партии получил от руководства указание оставаться на месте обнаруженного месторождения и продолжать разведку до прибытия дополнительных специалистов с вертолетами и серьезным оборудованием. Жизнерадостная геологическая партия трудилась до заката, потом приняла стандартные меры предосторожности против лесных зверей, и разбрелась по палаткам. Автономного дрона чужаков, бесшумно опускающегося в ночи близ окраины лагеря, никто заметить не мог. Стокилограммовый сигарообразный силуэт замер над скромной россыпью палаток, и мощные нейропрограмматоры накрыли лагерь коверкающим клетки головного мозга излучением. Дрон доложил хозяевам об успешном выполнении программы и исчез в ночном небе.

* * *

Экспериментальная лаборатория, подготовленная к решающему эксперименту, более походила на приличных размеров заброшенный цех. Вдоль обшарпанных стен стояли вручную собранные станины с контрольно-измерительными приборами, от которых к центральному стенду тянулись толстые пучки проводов. На этот раз мама была на семь лет старше, но все равно молода и жизнерадостна. Она перемещалась по лаборатории, проверяя приборы, и тихо разговаривала с отцом по мобильному телефону.

– Коллеги! – громкоговорители разнесли по помещению голос научного руководителя. – Начинаем предпусковые тесты! Приготовиться к снятию телеметрии!

– Мне пора, мы начинаем! – скороговоркой произнесла мама. – Я тебя люблю!

– Я тоже тебя люблю! – Отец отгуливал отпуск после очередной командировки и в эту минуту был дома, в кресле-качалке с пятилетней Олей на руках. – И мы по тебе соскучились!

– Как только закончим, я сразу домой! – пообещала мама.

Она торопливо убрала телефон и поспешила к своему операторскому месту, улыбаясь своим мыслям. Пока у мужа отпуск, она отпрашивается у научного руководителя пораньше. Старик, вне всяких сомнений, выдающийся ученый, самый настоящий гений, даже странно, почему его работы постоянно натыкаются на какие-то малопонятные бюрократические преграды. Но уж очень придирчив, просто фанатичный перфекционист, порой с ним бывает очень непросто. Но зато такого, что он разрабатывает, нет ни у кого в мире. Если сейчас опытный образец заработает, то через каких-нибудь пять-шесть лет эпоха углеводородного топлива уйдет в прошлое, как ушли в прошлое лучины с изобретением электричества.