Соборы пустоты - Анри Лёвенбрюк

— Скажите, пожалуйста, в каком номере проживает месье Умбер?

На рассвете Вилли Вламинк приехал в Макас.

Чтобы напасть на след Маккензи, понадобилось немного хитрости и большая удача. Как только анализы на нейротоксин позволили выявить связь с Амазонией, где в пещерах Лос-Тайос находится один из семи входов в полую Землю, бельгиец тщательно изучил списки авиапассажиров, забронировавших места на рейсы до Киото и Гваякила, эквадорских международных аэропортов. Разыскивая фамилию французского агента, он наткнулся на имя Ирис Мишот. Прежде чем пытаться завербовать Маккензи, он досконально изучил его биографию, и теперь это имя показалось ему знакомым. Он припомнил, что так зовут сотрудницу и близкую подругу аналитика. Почему же она улетела одна? Маккензи не был зарегистрирован ни на один рейс. Что-то здесь не так. И тут его осенило: а если француз запасся документами из ЦУВБа? К счастью, у ССЦ был хотя и не полный, зато свежий список таких вымышленных имен. И здесь его ждал сюрприз: ЦУВБ выдал не один, а целых три фальшивых паспорта, причем, как ни странно, не на тот рейс, которым летела Ирис Мишот, а на следующий.

Обратившись с запросом в авиакомпанию, он нашел этому объяснение: Ирис тем рейсом так и не полетела. Из чего он сделал вывод, что она собиралась отправиться в Кито одна, — возможно, намереваясь продолжить расследование в одиночку, — но в конце концов отправилась туда следующим рейсом вместе с Маккензи и кем-то еще, скорее всего с их общим приятелем Залевски.

Напасть на их след в Эквадоре оказалось не так сложно, как он опасался. Он потратил на поиски всего несколько часов. По одному из ложных паспортов на имя Умбера они арендовали машину и сняли два номера в гостинице в Макасе. В спешке они не слишком старались замести следы. Очевидно, времени у них было в обрез.

Вот почему Вламинк ехал всю ночь напролет, чтобы добраться до провинции Морона-Сантьяго. Он вымотался вконец. Слава богу, в этом регионе кофе не слишком редкий продукт.

— В тридцать втором, — ответил ему портье.

Агент ССЦ знал испанский достаточно хорошо, чтобы вести разговор, несмотря на сильный местный акцент собеседника.

— Сейчас он у себя в номере?

Портье обернулся и взглянул на стойку, где постояльцам полагалось оставлять ключи.

— Кажется, да. Ключа нет. Позвонить ему?

— Нет, спасибо. Я поднимусь к нему в номер, у нас назначена встреча.

Видя, что перед ним европеец, портье не нашел в этом ничего подозрительного и, улыбаясь, жестом предложил ему пройти. Бельгиец поднялся по лестнице на четвертый этаж.

Все утро он напрасно пытался дозвониться Маккензи на мобильный. Впрочем, нежелание француза разговаривать с ним его не удивляло: аналитик с самого начала не доверял ССЦ. Но Вламинк надеялся заинтересовать Маккензи, рассказав ему о своих подозрениях.

Проходя по этажу, он следил за цифрами на дверях и наконец остановился перед тридцать вторым номером.

На какой-то миг он заколебался. Прийти сюда было большим риском. Возможно, он поставил на кон свою карьеру. Оставалось надеяться, что он не зря решил довериться французу, несмотря на его кошмарную репутацию.

Вламинк трижды постучал в дверь. Никто не ответил. Он постучал снова. Ответа так и не последовало.

— Маккензи, откройте! Это агент Вламинк из ССЦ! У меня для вас важная информация…

Ни звука.

Бельгиец вздохнул. Повернуть обратно? Ну нет. Слишком долго он сюда добирался, чтобы теперь отступить. Он попытался повернуть ручку. Дверь была не заперта. Тут же он сунул руку под пиджак, вытащил из кобуры револьвер и осторожно вошел.

В комнате было темно. Вламинк стиснул зубы и, держа оружие на изготовку, двинулся вперед.

— Есть тут кто-нибудь?

Света из коридора было недостаточно, чтобы осветить всю комнату, но, когда глаза привыкли к темноте, ему почудилось, что на кровати кто-то лежит. Сердце забилось сильнее. Он не привык работать «на земле» или, во всяком случае, утратил навык. Вот уже много лет, как он не попадал в такие переделки. Он неуверенно нащупал выключатель и включил свет.

От увиденного его едва не стошнило. Он прищурился и, выругавшись, отступил назад.

На кровати на залитых кровью простынях, раскинув руки, лежала мертвая женщина. Пули буквально изрешетили тело, лобная кость треснула пополам, вокруг головы все было усеяно ошметками плоти и мозга.

Вламинк сглотнул и, сдерживая дурноту, поднес руку ко рту. И снова поднял голову. Прямо над трупом к стене был наспех приклеен скотчем листок бумаги, а на нем маркером написана фраза.

От найденного мною в недрах Парижа кристалла теперь уже ничего не осталось, обломки драгоценного минерала сохранились лишь у меня и у Галеаццо Висконти. Я не знаю, что сделал со своим кристаллом ломбардец и где сегодня его образец. Вероятно, затерялся среди множества сокровищ, которыми владеет этот знатный род. Возможно, тебе это покажется печальным, но, по моему мнению, все лишь к лучшему.

Вечером 21 марта 1417 года скончалась Пернелла, и я, в моем почтенном возрасте, вскоре без особых сожалений последую за ней. После нас не останется ни детей, ни потомства. Но я давным-давно распорядился своим наследством. Мое завещание очень простое. Все наше имущество, движимое и недвижимое, останется Марго Кенель. Все, кроме кристалла. После моей смерти он отойдет не кому-то одному, а всему человечеству.

С того дня, как я спустился в колодец, мне не дают покоя последние слова Виллара из Онкура: «…Есть двери, которые лучше никогда не открывать». Со временем я стал лучше понимать их смысл. Этот человек, как то доказывает его наследие, был ученым, мудрецом, если не сказать — посвященным, и мне думается, что говорил он не впустую. Кристалл, в этом я теперь уверен, следовало оставить там, где он был, — вдали от алчности и вожделения. И сегодня, спустя столько лет, я все еще сожалею, что показал его герцогу Беррийскому.

Вот почему я полагаю своим долгом не завещать его никому.

И все же эта тайна тяготит меня. На пороге смерти я так и не смог доверить ее священнику, и она камнем лежит у меня на совести. Мне необходимо исповедаться если не современникам, то хотя бы потомкам в надежде, что в будущем люди обретут мудрость, которая позволит им проникнуться важностью этого открытия.

Вот почему сегодня вечером вместе с этим письмом я помещу все, что осталось у меня от кристалла, в сундучок и спрячу за балкой в доме на улице Монморанси. И я решил, прежде чем Курносая явится за мною, освободиться от своей постылой тайны, поэтому настало время раскрыть тебе последнюю часть загадки Виллара.

Ибо, представь себе, почтенный читатель, тебе не хватает одной ее частицы. Всего одной, но очень важной.

Вопреки тому, что я говорил тебе до сих пор, вопреки тому, что, по всей видимости, донесет история, таинственных страниц рукописи, тех, в которых заключена загадка строителя, было не шесть.