Камень ацтеков - Александр Михайлов

— …Баррет, ты что, совсем меня не слушаешь?

— Извини, я отвлекся. Голова ноет.

— От такой раны ты не умрешь. Но если дойдет до суда на Ямайке, можешь запросто очутиться на виселице. Испанцы подадут жалобу. Мир с ними длится уже три года.

— Пускай.

— Не притворяйся неестественно храбрым. Лучше послушай меня, узнаешь кое-что занятное. Ты ведь знаешь Памелу Форстер?

— Да.

— Ее отец — Джерри Саммер, торговец и родной брат лондонского банкира Уильяма Саммера. Этот самый Уильям Саммер через жену состоит в родстве с семейством Мортонсов.

— Тех самых?

— Да, тех. Мортонса сместили с должности и отдали в Англии под суд, но так и не казнили. Он все свалил на покойного Белтропа и вышел сухим из воды. Старый взяточник даже сохранил кое-какие связи при королевском дворе, а также все свои деньги в Ост-Индской компании.

— И?..

— Памела Саммер приходится ему двоюродной племянницей, и сейчас над нею висит серьезное подозрение в убийстве мужа.

Баррет только присвистнул. Хамм холодно улыбнулся.

— Да, семейка интересная, хотя я, конечно, не считаю женщину виноватой. Карлик Тэдди жил у Форстеров на положении приемыша. Найджел потакал жене, может быть, или просто редко бывал дома. Через некоторое время психическое состояние миссис Форстер сильно изменилось, возможно, ей тайно давали индейский наркотик. Потом она сделалась игрушкой в руках «малыша» Тэдди, а заодно ширмой, за которой его шайка скрывала свои грязные дела. Тэдди — очень хитрое существо, из тех, которые способны воздействовать на человека одной только силой внушения.

— Я слышал нечто подобное от судового врача.

— Ты мне веришь?

— Возможно.

— Форстер был богат, женат вторым браком и бездетен. После его смерти Памела получала все. Этим воспользовалась шайка «малыша». Бэна убили на Эспаньоле в те дни и даже в те часы, когда поблизости находился ты.

— Я знаю об этом.

— На поиски Форстера тебя послала Памела?

— Да.

— Все делалось по указке карлика, чтобы подобрать человека, на которого можно будет взвалить вину за убийство. Я не особо верю, что дочь Саммера собиралась тебя погубить. Скорее всего ее запугали и запутали, она искренне верила в мистические истории о каком-то «камне бога». Кстати, он до сих пор у вас?

— О нет… Можешь мне верить, Лемюэль, или спросить у ювелира Хакстера — речь шла о нестоящей стекляшке, которая пошла ко дну вместе с моим кораблем.

— Вот как? Хорошо…

Хамм нахмурился и выглядел теперь разочарованным.

— Тебе повезло, Баррет, — через минуту добавил он, — По крайней мере двое свидетелей, Брасье и ваш испанский «гость»-мулат, готовы под присягой подтвердить, что ты не мог прикончить торговца. Нашелся белый слуга Форстера, сейчас в убийстве хозяина обвинен именно он. Негодяя без промедления вздернут, как только формальности утрясут.

— Тогда в чем проблема?

— В самой Памеле. Тэдди скрылся — скорее всего навсегда улизнул с острова. Часть его шайки попалась, и арестованные, все как один, указывают на Памелу как на сообщницу главаря. У Форстера тоже нашлись влиятельные друзья, а его семья хочет вернуть состояние покойника.

— И что?

— Саммеры не хотят, чтобы женщину из их семьи осудили за убийство.

— Какого черта! Меня самого собираются осудить за морской разбой.

— Ты еще можешь выкрутиться, а женщина, похоже, нет. Если, конечно, ты ей не поможешь…

— Я не судья.

— Ты можешь дать показания и утверждать, что целый месяц перед гибелью Форстера она была с тобой и под твоим присмотром, на люггере, а не в Порт-Ройале со всею шайкой. В показания бывшего капера поверят больше, чем в болтовню сообщников «малыша».

— Хочешь, чтобы я врал под присягой?

— Брасье и мулат подтвердят твои показания. Остальные мертвы и уже ничего не скажут.

— Господи! Да тебе-то, Лемюэль, какое до нее дело? Саммеры тебе заплатили?

Хамм промолчал, но медленно опустил и поднял веки.

— Ты, Питер, тоже получишь кое-что. Жизнь. Деньги, чтобы купить плантацию на Ямайке. Уважение и благодарность Саммеров, наконец.

— Вот на них-то плевать я хотел.

— Как мне еще тебя уговаривать?! Понимаешь, она умрет! Самую красивую девушку Архипелага повесят за шею, как простую воровку, и продержат в таком положении, пока она не умрет. У тебя в Картахене была любовница-испанка, которую спалили, как пучок соломы. Теперь ты хочешь доконать и эту?

— Вот черт! Лемюэль, я тебе башку снесу. Это мои дела, а не твои.

— Извини, друг. Жизнь есть жизнь, а смерть есть смерть… Иногда имеет значение одно только слово… Так да или нет?

— Да.

— По рукам. Имей в виду, в Порт-Ройале с тобой захочет поговорить сам сэр Генри Морган. Не перечь ему ни в чем. Не упоминай при нем о деле Форстера — пусть пока это останется нашей маленькой дружеской тайной…

Питер стиснул широкую и твердую как лопата ладонь Лемюэля, когда капитан собрался уходить.

* * *

Морган встретил гостя в кабинете за небольшим инкрустированным столом. Баррет заметил, что губернатор постарел, мелкие жилки испещрили щеки и нос бывшего адмирала пиратского флота. Сюртук, сшитый, по-видимому, искусным портным, создавал иллюзию статности, однако белки сэра Генри из-за последствий лихорадки приобрели желтоватый оттенок.

— А, это ты, — с грубоватой прямотой сказал правитель Ямайки. — Раз ты явился, Питер, пусть и с опозданием, то подойди поближе… Вот так. А теперь я хочу получше рассмотреть твою физиономию. Да, вижу… ты обзавелся шрамом, зато научился держать язык за зубами. Надеюсь, твое решение прекратить пиратский промысел не окажется очередной уверткой. Возьми со стола перо.

Баррет молча взял гусиное перо и по знаку Моргана придвинул к себе бумагу. Она оказалась густо исписанной.

— Что это, сэр?

— Твое отречение, негодяй, — беззлобно подсказал сэр Генри. — Бумага, согласно которой ты принимаешь королевскую амнистию, то есть жизнь и свободу, взамен на обещание не шалить на море. Поставь без промедления свое имя, Питер, надеюсь, что ты умеешь писать.

Баррет проигнорировал выпад, подвинул к себе лист и обмакнул в чернильницу перо.

Морган хотел еще что-то сказать, но закашлялся и прижал платок к губам, лицо его исказилось, белоснежная ткань окрасилась кровью. Пятнышко получилось небольшое, ярко-алое и напоминало по форме цветок гвоздики.

— Я устал, — буднично и просто сказал вице-губернатор. — Устал от вас, подлецов, от ваших драк, лице мерного подчинения и искренней алчности. Может быть, это началось после Панамы, а может быть, я осознал перемену потом, когда меня вызвали в Лондон, — не знаю. Всему рано или поздно приходит конец. Есть парни, которые этого не понимают, — и вот они, повесив голову, бредут на виселицу. Другие неплохо понимают — и становятся правителями островов… Или хотя бы, черт Возьми, плантаторами.