Честь - Элиф Шафак

– Послушай, тебе сейчас трудно это понять. Случись такое десять лет назад, я бы с ума сошел. Сделал бы все, лишь бы это прекратить. Но сейчас у меня хватает ума осознавать: даже если я его убью, а твою мать посажу под замок, это не заставит ее полюбить меня. Она несколько раз просила дать ей развод. Я отказывался, хотя это был единственно верный шаг.

Искендер был в шоке, услышав, что отец заговорил о любви. Конечно, порой он задавался вопросом, почему его родители оказались вместе. Но разве сейчас не все равно, любят они друг друга или нет? Отец – глава семьи, а не прыщавый подросток, у которого на уме одни романтические бредни.

– Отец…

– Знаешь, когда-то давно один мудрый человек сказал мне, что любовь мужчины – это отражение его характера. Тогда я не понял, что он имеет в виду. А вот теперь понимаю. – Эдим выпустил из ноздрей колечко дыма. – Ты считаешь, я должен злиться на твою мать. И я действительно злюсь. Но еще сильнее я злюсь на себя. Наш брак был ошибкой. Но я не могу сожалеть об этой ошибке, потому что в результате на свет появились ты, Эсма и Юнус.

И тут Искендер произнес фразу, которой Эдим тогда не придал значения. Впоследствии, с мучительной яркостью вспоминая этот момент, он горько сожалел об этом. Искендер бросил сигарету, проследил взглядом за дугой, которую окурок прочертил в воздухе, и сказал:

– Если ты не хочешь решать эту проблему, ее решу я.

Торопливым шагом Пимби подошла к уже хорошо знакомому кинотеатру. Каблучки ее стучали по тротуару ровно и уверенно. Опустив голову, она упорно смотрела в землю, как ребенок, играющий в какую-то игру, где действует незыблемое правило: человек, который никого и ничего не видит, сам становится невидимкой.

Она намеренно всякий раз опаздывала и входила в зал через пять-десять минут после начала сеанса. Подобная предосторожность снижала риск того, что их увидят вместе. Правда, в последнее время Пимби стала менее осторожной. Она даже дважды прошлась вместе с Элайасом по улице: один раз они вместе покупали цветы, другой – слушали уличного музыканта. Пимби, как и прежде, изнемогала от беспокойства, но внутри ее все настойчивее звучал и рвался наружу голос желания. Никогда в жизни она не испытывала ничего подобного и теперь сама поражалась собственной смелости. Порой ей даже казалось, что все это происходит не с ней, что прежняя Пимби не способна совершать такие рискованные поступки.

Входя в дверь кинотеатра, она прищемила пальто и оставила в дверях несколько шерстинок. Внутри царил знакомый запах переполненных пепельниц, попкорна и чипсов. Завитки на ковре были такими замысловатыми, что, когда она смотрела на них слишком долго, у нее начинала кружиться голова. Привычная обстановка всегда действовала на Пимби успокоительно. Стоило ей оказаться в фойе, на душе сразу становилось легче. Здесь она чувствовала себя защищенной. Земля словно прекращала свое вращение, тревожные мысли о будущем отступали, и Пимби хотя бы на краткий промежуток времени позволяла себе наслаждаться настоящим.

Молодой билетер, стоявший у входа в зал, проверил билет и с зажженным фонариком проводил Пимби до места. Фильм уже начался, но в зале было не слишком темно благодаря льющемуся с экрана серебристому свету. Следуя за билетером, Пимби позволила себе оглядеться по сторонам. В зале было десятка полтора зрителей. Больше, чем обычно. Почему-то это обстоятельство заставило ее сердце тревожно сжаться.

Элайас всегда сидел на одном и том же месте: в центре среднего ряда. Однажды это место занял кто-то другой, и Пимби, не разобравшись в темноте, уселась рядом с незнакомым мужчиной. «Привет, красавица», – ухмыльнулся он. Чуть живая от смущения, Пимби вскочила и ринулась в первый ряд, где в счастливом неведении ждал ее Элайас.

Осторожно, чтобы не споткнуться, Пимби окидывала взглядом ряды. В одном сидела пожилая пара. Взявшись за руки, оба самозабвенно смотрели на экран. Пимби попыталась представить на их месте себя с Элайасом – старых, дряхлых, но по-прежнему влюбленных. Картина была столь нереальна, что воображение отказывалось ее рисовать.

Погруженная в свои мысли, Пимби не заметила, как человек, сидевший в заднем ряду, сполз пониже в своем кресле и склонил голову так, чтобы она оказалась в тени. Предосторожность была излишней: Пимби даже не посмотрела в его сторону. А он не сводил с нее глаз.

Луч фонарика выхватил из темноты ряд G. В самой середине сидел один-единственный зритель, весь превратившийся в ожидание, – Элайас. Пимби поблагодарила билетера и пробралась на свое место. Элайас с улыбкой повернулся к ней, протянул руку и принялся поглаживать ее пальцы, словно слепой, узнающий свою любимую на ощупь. Он нежно сжал ее ладонь, она ответила на пожатие. За те месяцы, что длились их встречи, они научились передавать свои чувства при помощи жестов, почти не прибегая к словам. Он тихонько наклонился и коснулся губами ее запястья, вдохнув запах ее кожи. Сердце Пимби затрепетало. Она все еще не осмеливалась взглянуть на него. Это тоже было правилом игры. Пока она на него не смотрит, он остается невидимым, а тот, кто невидим, не может исчезнуть.

Сегодня показывали «Хороший, плохой, злой». Она никогда не видела этот фильм. Он смотрел его не впервые. Это был первый звуковой фильм, который они смотрели вместе. Неделю назад кинотеатр исчерпал свой запас немых картин и перешел на классические спагетти-вестерны. Элайас и Пимби полюбили это место и не видели причин изменять ему. Кроме того, Элайас полагал, что сегодняшняя картина с ее незамысловатыми лаконичными диалогами хороша уже тем, что Пимби будет легко следить за сюжетом.

И действительно, фильм захватил Пимби с первых секунд. Когда Блондинчик, Туко и Ангельские Глазки блуждали в лабиринте злоключений, нарываясь на всевозможные опасности и счастливо их избегая, она сопереживала им, затаив дыхание. Когда Плохой спросил: «Ты работаешь для того, чтобы заработать на жизнь или чтобы убить себя работой?» – она опустила ресницы, пытаясь постичь смысл этой фразы. Когда Плохой подначивал Хорошего, утверждая, что на самом деле никаких различий между ними не существует, Пимби невольно вздрогнула. Никогда в жизни она не размышляла о природе добра и зла так много, как в последнее время. К этому ее подтолкнули письма Джамили. Ее сестра-двойняшка отвергала все искушения и вела добродетельную жизнь, чуждую страстей и пороков. Она, Пимби, оказалась ее полной противоположностью. А ведь когда-то они были едины во всем. Как быстро все меняется. В этом мире нет ничего постоянного. Жизнь – это поток, который никогда не останавливается.

Когда Туко сидел на ослике с петлей на шее, ожидая повешения, лицо Пимби исказилось от ужаса. Она отвернулась от экрана. На долю секунды ей показалось, что она встретила чей-то пристальный взгляд, брошенный из заднего ряда. Но было слишком темно, чтобы утверждать это с уверенностью. До нее долетел голос Злого: «Даже если у человека на шее петля, не факт, что он будет повешен».

Пимби закрыла глаза. На несколько томительных мгновений она перенеслась в другое время, в другое место.