Вектор: Жизнь и смерть - Никита Чирков

Монстр что-то сломал, от грохота она выронила пистолет, и тот создал эхо, явно выдав ее присутствие. Света удержала себя от желания как следует выругаться, и ей вновь пришлось медленно сползти на пол, поднимая фонарик, чей луч света был направлен на стенку перед ней. Но вдруг наступила тишина – та, съедающая изнутри тишина, когда невозможно ощутить немыслимое напряжение в игре на опережение, где все зависит от того, чья реакция будет первой. Медленно взявшись левой рукой за угол поворота, Света приготовилась для толчка, дабы сразу взять ускорение, отталкиваясь от поверхности, и как можно быстрее попасть в нужный проход, где впереди метров через тридцать она видит открытые двери. Хотя смотреть через эту треснутую маску уже порядком надоело. Выбора у нее пока нет – как, оказывается, и времени, потому что буквально через секунду после начала ее движения справа послышался рев, обозначающий начало охоты.

Кое-как освещенный коридор был на удивление без препятствий или оставленных мин, не говоря уже о запертых по сторонам дверях, откуда явно не было даже намека на нападение. Однако, чувствуя жгучую боль в ноге, двигаясь со всей доступной скоростью, даже удивившись нахлынувшим силам, Света максимально трезво понимала, что шансы успеть добежать до двери, открыть ее и забежать вовнутрь сводятся к нулю с такой же скоростью, с какой монстр догоняет ее по пятам, вибрацию от чьих ног она уже ощущает всем телом. Если двери окажутся заперты, то ее ждет быстрая смерть – но она встретит ее, глядя ему в глаза, заодно впервые увидев это существо. Невероятно опрометчивый и тупой был план, слишком поздно признается себе Света, но гнев на всю эту ситуацию, на весь сраный Вектор и то, как сильно она оплошала, перекрывает отчаяние.

Но дверь открылась, вновь подарив ей удачу. Сразу забежав за правый угол, Света болезненно ощутила толчок промчавшегося мимо поезда, познакомившегося со стоящей вдалеке на ремонте вагонеткой в этом высоком зале. Существо чуть ли не пробило одну из стенок, но явно оставило пробоины, в одной из которых умудрилось застрять, как показалось Свете, судя по звукам из-за спины. Быстро поднявшись, даже не оборачиваясь, Света сориентировалась в этом зале, где стоят три вагонетки вдоль стены напротив входа, перпендикулярно коридору, установленные на специальные платформы, выезжающие в ангар, откуда попадают на рельсы. Стоило бы, наверное, спрятаться, пока они оба друг от друга в зоне невидимости, но она решила уравнять шансы. Слыша крайне громкие попытки монстра выбраться из вагонетки, она нашла как раз по той стене, куда ее ненароком оттолкнули, небольшой кабинет управления, где невероятно доступным образом установлена система контроля освещения.

Света дернула все рубильники – во всем зале наступил мрак, спрятав ее от него и его от нее. Случилось это ровно в тот момент, когда монстр наконец избавился от импровизированного капкана, – во всяком случае, так судила Света, опираясь на факт отсутствия гневного рева в момент выключения всех ламп. Вновь наступили полная тишина и мрак. Света медленно сползла по стене на пол, пытаясь отдышаться без лишнего шума, вновь находясь наедине с существом, каждый шаг которого выдает его позицию на метры вперед. В этот самый момент, пока враг изучает доступными способами окрестность, Свете все никак не сбавить дыхание, медленно, но уверенно подводящее ее к приступу паники, последний из которых был в тот самый период, когда она перестала быть мамой… Она так устала от этого всего, словно находится в петле событий, где любое действие приводит к изначальным данным, – а ведь она уже забыла, когда ела или пила, да хотя бы просто могла передохнуть. Хотя нет – это она помнит, как раз в тот момент, видя Ника в хирургии, пытавшегося себя залатать: тогда она села перед ним, и казалось, будто все закончилось… Но нет – простейшее задание, пусть и неофициальное и совершенно не спасательное, превратилось в хаос, оставивший след буквально на каждом, полностью истощив не только ресурсы, но и саму тягу продолжать. Альберт сильнее, больше, не говоря уже о том, насколько она потрепана и не сможет составить даже малейшей конкуренции более опытному и физически полноценному противнику. Может, тогда и не стоит пытаться? Зачем лишний раз мучить себя, если все равно, даже добравшись до него, максимум, который она может, – это слова, потому что пистолет его не возьмет?.. Очередной топот рядом с ней навел на мысль простую и банальную: можно свести вместе двух врагов, вынудить одного разобраться с другим, что будет забавно, ведь существо даже не поймет, что, убивая Альберта, оно спасает Свету. Но это вряд ли реализуемо: сил сейчас очень мало, да и даже в лучшей форме он догонит ее на прямой, тут и мечтать не о чем. Любое действие, как ни посмотри, сулит лишь смерть – если не от одного монстра, так от другого…

Света все так же сидит и пытается уже не найти выход из безвыходной ситуации, а понять причину своего спокойствия. Вроде бы ее вновь окутала объятиями всегда ненавистная безысходность, чуть ли не сжирающая изнутри. Ведь если она останется здесь, то умрет, а если попробует добраться до Альберта, то он либо при встрече не оставит ей шансов, либо монстр нагонит, не оставив шансов им обоим. Но почему-то Света вдруг обрела смирение с этим. Оно настигло ее так же неожиданно, как совсем недавно пришедшая паническая атака, – и это при том, настолько идеальны сейчас условия для очередного самобичевания вперемешку с жесточайшей критикой самой себя за попадание в такую ситуацию. Но сейчас все иначе, и, пытаясь понять почему, перебирая последние события, Света поймала наконец-то ту мысль, так быстро занявшую ее голову, что даже не заметила, как все время думает о дочери. В теплых и приятных воспоминаниях, чуть ли не пронизывающих ее любовью насквозь, пряталась мысль, целая идея, допуска которой она не позволяла себе никогда, во всяком случае, насколько она помнит. И суть ее заключается в скорой смерти – причем по собственной инициативе. Поймать и рассмотреть эту нить было очень трудно, но она оказалась невероятно четкой и понятной, а именно: сократить время до встречи с дочерью – с единственной и любимой, лишившейся жизни в этом мире строго из-за матери, которая вновь погрязла в сожалении и чувстве вины, представляя, как она ждет ее там, в мире, наличие которого всегда было для Светы чем-то пространным и необязательным. Сам факт ее тяги к дочери таким способом и в таком виде вынуждал ее чувствовать боль, потому что, несмотря на то, насколько мама мечтает отменить грех, инстинкт самосохранения включается на все свои ресурсы.

Света плачет, скрипя зубами, все время видя перед глазами дочь, маленькую и самую красивую, не видевшую ужасов и не знающую страха или боли: ведь что-что, а она точно не росла, как ее мама. И вот, казалось бы, Света уже готова, даже поднялась и медленно зашагала к выходу, чувствуя вибрацию по полу и слезы на щеках, – но вдруг замерла, представив тот момент, когда девочка смотрит на нее снизу вверх, словно вырезанная из другого мира фигура, поставленная здесь как маяк. И тут Света понимает, глядя прямо в ее большие голубые глаза: это ведь не ее дочь, какой бы идеальной копией она ни была, как бы ни хотела она с ней оказаться в другом мире, все же это – не ее родная доченька. Не будет того счастливого объединения – но не потому, что где-то нет места, в наличие которого верить не грешно, нет! А потому, что ее дочь точно не хотела бы смерти мамы. Она не была в детстве такой, как Света, и не стала бы такой же во взрослом возрасте. Ее дочка ответила бы на звонок и не наплевала на родителей, как сделала Света… Нет, это точно не ее дочь – потому что ее маленькая девочка была лучшей из всех, кого только можно знать, она бы не хотела смерти, она бы хотела жизни, и сделать иначе будет осквернением ее памяти.