Первый, случайный, единственный - Анна Берсенева

– Дайте мне, пожалуйста, визитку, – сказал Георгий. – В Якутию, кажется, из Домодедова летают?

– Кажется, – кивнула Ева. – Но точно я не знаю. Как же все-таки противно чувствовать себя такой бестолковой!

– Ничего вы не бестолковая. Просто у меня это лучше получится, – возразил Георгий. – Вот трех детей родить у меня получилось бы хуже, – улыбнулся он.

– Родители сегодня вернутся, – сказала Ева. – Им уже сообщили про меня. Скажите Полинке, чтобы она им сразу позвонила, ладно? Представляю, что мама нам устроит – и мне, и ей!

Конечно, эта маленькая палата была похожа на кокон, за оболочкой которого все казалось нереальным. И, конечно, Георгий не собирался говорить Еве, что сердце у него чуть не выпрыгивает из горла. И из палаты он вышел так, чтобы она не заметила, что он готов вышибить дверь.

Но, едва оказавшись в коридоре, Георгий почувствовал, что все в нем словно бы устремилось вперед – неудержимо устремилось, неостановимо.

Он уже чувствовал себя так однажды – как стрела на тетиве – в тот последний день с Сашей… Он вспомнил об этом, и ему стало страшно.

Конечно, Полина догадывалась, что в конце января в Якутии должно быть холодно, но такого мороза она все-таки не ожидала. Да она просто не представляла себе, что бывает такой мороз!

«И как это мы вообще приземлились?» – удивленно думала она, спускаясь по трапу.

Ей казалось, что она входит не в обычный воздух, а в плотный белый иней. И действительно было непонятно, как в него мог сесть самолет.

Этот осязаемый иней, окутывающий все вокруг, и был морозом. Полина замерзла сразу же, как только высунула нос из самолетной двери, – еще прежде, чем сбежала по ступенькам на летное поле. Глаза у нее сразу заслезились, а ресницы слиплись.

«Как же я тут передвигаться-то буду? – со страхом подумала она, пытаясь как-нибудь натянуть воротник своей расшитой бисером короткой дубленки на уши, которые не полностью закрывались валяной шапочкой. – А если меня никто не встретит?»

Она и в самом деле не была уверена в том, что ее встретят, потому что с Платоном ей поговорить не удалось: по телефону, указанному в визитке, ответила секретарша. Правда, она пообещала все передать Платону Федотовичу, но ведь кто ее знает!

«А в домах-то у них хоть топят? – уже почти с ужасом подумала Полина. – А гостиницы тут есть?»

Ей не верилось, что в этом белом морозе есть не то что гостиницы, но хотя бы живые люди.

К счастью, люди в Якутске были. И один из этих людей стоял прямо у входа в здание аэровокзала, держа в руках картонку с надписью «Полина Гринева». Полина так обрадовалась этому незнакомому молодому якуту, что чуть не бросилась к нему со счастливым воплем.

– Платон Федотович занят на переговорах, – вежливо сообщил тот, поздоровавшись. – Он попросил вас встретить и отвезти к нему домой. Вы, пожалуйста, оденьтесь, а то замерзнете, пока багаж будем ждать.

– Да нету у меня никакого багажа! – воскликнула Полина. – Вот, рюкзак один. И во что одеться – тоже нету. Я даже не представляла…

– Одежду я привез. – Лицо у парня было такое же невозмутимое, как у самого Платона Федотовича. То ли он подражал начальнику, то ли такое выражение лица просто было характерно для всех якутских мужчин. – Мы всех со своей одеждой встречаем.

Из огромной дорожной сумки, которая стояла у его ног, он извлек не только немыслимых размеров и немыслимой же плотности черно-серую шубу, но и шапку с длинными ушами, и унты.

– Ух ты! – восхитилась Полина. – Это из кого?

– Шуба из волка, – ответил тот. – Шапка из лисы. Унты из оленя. Меня зовут Борис Борисов.

Она слегка удивилась, что он так спокойно назвал себя в одном списке с шубой и шапкой, но вслух своего удивления высказывать не стала. Мало ли как тут положено, в таком-то морозе!

В каждый из унтов Полина могла бы вставить обе ноги сразу, полы шубы ей пришлось держать двумя руками, потому что иначе они ложились вокруг нее длинным шлейфом, а шапка закрыла ей не только лоб, но и глаза, и почти весь нос. Впрочем, после первых десяти минут на якутской земле все это ее уже не смешило, а радовало.

Рассмотреть город в окошко огромного черного джипа ей почти не удалось – все из-за того же морозного инея. Да уже и темнеть начало, хотя по местному времени – Полина перевела часы на семь кругов вперед еще в самолете – было только три часа дня.

А то, что она все-таки рассмотрела в окошко, мало ее порадовало. Джип миновал площадь, на которой стоял с протянутой рукой огромный мрачный Ленин, и поехал по центральной улице. На одном из одинаковых, как близнецы, похожих на серые коробки домов Полина увидела лозунг: «Предупреждайте пожар от детской шалости».

«Ева такие штучки для своих школьников собирает, – пытаясь развеселиться, подумала она. – Для работ над ошибками».

Но, в общем-то, центральная улица города Якутска никаких веселых мыслей не навевала. Она выглядела по-советски уныло, и Полина не разглядела на ней ни одного дома, за который мог бы зацепиться взгляд.

– А почему у вас дома так странно построены? – спросила она, заметив, что все панельные многоэтажки стоят словно бы на курьих ножках.

– На сваях. Из-за вечной мерзлоты, – не отводя глаз от дороги, ответил сидящий за рулем Борис Борисов. – Если дом стоит прямо на земле, то она под ним подтаивает, и от этого он проваливается. Поэтому на сваях.

Он объяснил это без малейших эмоций в голосе. Видно было, что и Полина, и ее вопросы совершенно ему неинтересны.

«А почему я ему должна быть интересна? – подумала она. – Начальник велел – он везет, чего еще?»

Про то, почему прямо вдоль улиц тянутся огромные, обернутые паклей и тряпками трубы, она спрашивать не стала – догадалась, что это тоже сделано из-за вечной мерзлоты. Попробуй-ка закопать в нее водопровод!

Теперь, когда она согрелась в волчьей шубе и первоначальный морозный шок прошел, Полина чувствовала растерянность и недоумение.

«Зачем я приехала? – мелькнуло у нее в голове. – Какая-то очередная дурость…»

Не было здесь ни огненно-белых, ни пешеходно-слоистых небес, – ничего здесь не было, а были только обернутые тряпками трубы вдоль однообразных улиц, и Борис Борисов с каменным лицом, и ощущение своей полной и абсолютной никому ненужности…

– А куда мы едем? – спросила Полина; совсем молчать было и вовсе тошно.

– На Вилюйский тракт, – ответил Борис Борисов. – По нему у Платона Федотовича загородный дом.

Услышав это, Полина слегка приободрилась. Видимо, это был тот самый дом, в котором ей предстояло делать мозаику. Если предстояло…

Дом Платона располагался в каком-то охраняемом месте – в поселке специальном, что ли. Во всяком случае, джип притормозил у шлагбаума, хотя предъявлять какие-нибудь документы водителю не пришлось – видимо, охрана и так его знала.