Узник комнаты страха - Чингиз Абдуллаев

Вспоминая, как управлять машиной, Виктор включил зажигание. Мотор заурчал. Со стороны склада донеслось два выстрела. Мужчина поспешно дал задний ход. Машина отъехала, но тут же заглохла, когда он нажал на тормоз. Снова включив мотор, Цилицкий медленно, подобно слепому, ощупывающему незнакомое пространство, двинулся вперед.

Дело пошло. Вырулив на дорогу, Цилицкий надавил на педаль газа. Наконец-то все было позади. Наконец-то он свободен и от Веры, и от кабальных обязательств перед ее галереей, и от диких выдумок ее мужа, Игоря Жогова, циничного и злого предпринимателя и бессовестного наркоторговца. Никто из них больше никогда не отдаст Цилицкому распоряжение о том, как надо и как не надо поступать и как, вообще, ему следует жить.

Свободен он и от Люси. Вряд ли у него с ней могло бы получиться что-то путное. Слишком разные были их характеры, воспитание, натуры. Девушку, конечно, жалко, но она, как говорится, сама пришла и сама нарвалась. Он – не виноват. Так получилось.

И Катерину немного жалко, хотя от нее остались лишь смутные воспоминания. Но если бы она была немного поумнее, то, наверное, смогла бы прожить долгую и, возможно, интересную жизнь. Семья, дети… Семья и дети? Это неинтересная жизнь! Жизнь – это свобода от навязанных принципов, это не привязанность к стереотипам, это талант видеть то, что не способны видеть другие люди, наслаждаться этим и уметь донести до тех, которые близки к такому дару, но сами еще не могут творить, эту истину. Жизнь – это искусство. Жизнь – талант создавать искусство. Только свободный человек имеет право творить, то есть жить. Такой, как он – Виктор! У него впереди великое будущее!

Вдруг в его сознание ворвалось нечто чужеродное. Яркие вспышки света мчались прямо ему навстречу.

Полиция! Значит, это еще не все?! Значит, прямо сейчас кто-то обнаружит, что случилось, поймет, что одной машины не хватает, и устремится за ним в погоню!

Виктор трезво осознал всю плачевность своей ситуации. Он в полицейской машине удрал с чемоданом денег и фальшивыми паспортами с места кровавой бойни. За ним и без того уже числится много крови. Наверняка будут искать эту машину. И возможно, уже через пять минут объявят во всем постам ГБДД облаву.

Цилицкий нажал на газ. Надо успеть уехать как можно дальше отсюда и как можно ближе к толпе, в которой он может раствориться, потеряться, туда, где на его красный чемодан никто не обратит внимания. Там он бросит машину на первом же перекрестке и поедет общественным транспортом.

Он поменяет билет, решил Цилицкий, на ближайший возможный рейс. У него есть другой паспорт, поэтому среди пассажиров его никто не обнаружит.

Полицейская машина с мигалкой пролетела мимо. Непроизвольно Виктор уткнулся в нее взглядом и долго, как ему самому показалось, провожал взглядом уже после того, как она оказалась позади.

Когда Виктор, наконец, снова повернулся вперед, то с ужасом увидел, что прямо на него, лоб в лоб несется громадный самосвал.

Таких больших самосвалов не бывает, успел подумать Цилицкий и резко крутнул руль вправо.

Неожиданно удачно вырулив и выровняв машину, он сообразил, что, засмотревшись на мигалку, не имея навыков вождения, потерял направление движения и выехал на встречную полосу.

Виктор выдохнул. Очень захотелось закурить, но сигарет не было. Нога на педали тряслась так, будто хотела оторваться и выскочить в окно, и никак не удавалось усмирить этот тремор. Мужчина, чтобы как-то отвлечься, посмотрел в окно заднего вида.

Непостижимым образом успевшая уже развернуться полицейская машина набирала скорость, гонясь за ним. В этот же миг завыла сирена.

– Я – труп! – сказал сам себе Цилицкий и повернул руль вправо.

Бетонный столб оказался слишком близким для того, чтобы он успел хоть что-то еще подумать.

* * *

Как только вой полицейской сирены разорвал привычный дорожный шум, «форд» Зуброва на глазах у Пал Палыча сделал резкий крен вправо.

– Идиот! – громко и досадливо прокомментировал водитель.

В следующую секунду черный автомобиль с удручающим жестяным звуком, глухим, но таким отчетливым, что был хорошо слышен даже сквозь вой сирены, вмазался в ближайший бетонный столб. Машина, как будто удивившись и сама себе не веря, слегка дернулась и застыла. Единственным признаком жизни в ней был пар, поднимающийся от капота.

Алексей нажал на тормоза. Через пару секунд автомобиль Кузнецова остановился около места аварии.

– Это когда-либо закончится? – спросил следователь у своего водителя. – Мне надоели трупы, Алеша! Я хочу на пенсию. Я не хочу видеть мертвяков!

Парень, не комментируя, вышел из машины и подошел к разбитому «форду», заглядывая в водительское окно.

– А придется, Пал Палыч. Как ни крути – мертвяк.

– Кто бы сомневался, – раздраженно сказал Кузнецов, выходя следом. – Но это ведь не Зубров? Не знаю даже, радоваться или горевать.

Следователь для верности еще раз внимательно посмотрел в заляпанное кровью окно и покачал головой.

– Так, Алексей, поехали на склад. Посмотрим, что там.

Устраиваясь на свое место, он достал телефон и вызвал на место аварии следственную бригаду.

* * *

Картина, которая открылась его взгляду во дворе жоговского склада, напоминала последствия крупной баталии. Пустые машины с распахнутыми дверями казались отчаявшимися глухонемыми, напрасно взывающими к толпе, чтобы их услышали. Кое-где лежали убитые. Владимир, командир отряда, направленного Пал Палычем в поддержку Жогова, тряс головой, пытаясь стать на ноги.

– Алексей! – крикнул Кузнецов водителю, – помоги Володе, он тяжело ранен. И посмотри других. Очень надеюсь, что живых гораздо больше, чем мне кажется.

Следователь побрел в ангар.

Вскоре его глаза чуть привыкли к полумраку и начали различать неясные контуры сквозь еще не осевшие дымку и пыль.

– Что же тут у вас приключилось, вашу, блин, мать! Как же это все?..

Он увидел ребят в разгрузках с надписью «ПОЛИЦИЯ. СПЕЦНАЗ» и в разгрузках с надписью «ОМОН» и все понял.

Жогов был мертв. Мураталиев был мертв. В помещении склада свинцом наелись все.

Кто-то застонал во мраке слева. Кузнецов рванул туда, но притормозил, когда навстречу ему из-за неширокого бетонного столба вывалился, держась за бок, Влад Зубров.

– Тебя ничто не берет, коллега! – то ли радостно, то ли разочарованно приветствовал его полицейский. – Что тут, черт вас возьми, приключилось?!

– Торчилина убили, старина. Мы с тобой вдвоем остались. А ты идешь на пенсию. Война окончена. Все умерли.

– Ну да, только ты, получается, остался. Что делать теперь будешь?

– Домой! Сейчас я хочу домой. В тишину и уют.

Он, стараясь распрямиться, с трудом ступая и превозмогая боль от раны, неуверенно зашагал к светлому проему выхода.