Плохие девочки не плачут. Книга 3 - Валерия Ангелос

Но я была бы не я, если бы не постаралась разговорить фон Вейганда в романтической обстановке. Только представьте — лифт мягко взмывает в небо, охранники интимно прижимаются к нам со всех допустимых фронтов… самое время выяснить отношения.

— Ничего не хочешь объяснить? — тупо, тем не менее, в качестве прелюдии сойдет.

Тишина.

— Окей, глупо надеяться на нормальную человеческую реакцию, потому что твоя реакция практически никогда не бывает ни нормальной, ни человеческой, — суицидальный переход.

Нет ответа.

— Стесняешься при них сказать? — обвожу скопище амбалов выразительным взглядом. — Они же ни бум-бум по-русски.

Уничижительное молчание. Даже бровью не повел, косит под глухонемого.

— Значит, не заслуживаю крохотного объяснения, не обязательно в деталях, пусть намеком или в обычной уклончивой манере, — цепко впиваюсь пальцами в его руку, нарушаю негласный пакт о ненападении.

Вздрагивает, словно от ядовитого укуса, изменяется в лице, хмурится и мрачнеет пуще прежнего, удостаивает отрывистым приказом:

— Прекрати.

Но не отстраняется, стоически терпит прикосновение.

— После двенадцатой недели аборт не делают, — четко выговариваю каждое слово, намеренно ступаю на зыбкую почву.

Фон Вейганд склоняется надо мной, застывает в опасной близости, вынуждая трепетать. Позволяет издевательской ухмылке тронуть полные губы и медленно, упиваясь произведенным эффектом, цедит сквозь зубы:

— Делают, когда есть медицинские показания.

Подтверждает худшие догадки.

— Не посмеешь, — разрываю контакт.

Однако он перехватывает мою ладонь, стискивает до хруста костей, вырывая из горла протяжный стон боли.

— Посмотрим, — обжигает шею горячим шепотом.

Створки лифта плавно разъезжаются, охранники просачиваются наружу, будто по команде, заслоняют нас от любопытных глаз.

— Ты собираешься убить собственного ребенка, — озвучиваю вслух то, о чем боялась думать.

— Я собираюсь узнать мнение врача, — резко бросает фон Вейганд.

Вокруг пляшут черные точки, тело немеет, содрогается от зашкаливающего напряжения. Еще немного и отключусь от непрерывного кошмара.

«Бежать, бежать, бежать», — пульсирует мантра во взмокших висках.

— Я не рискну твоим здоровьем. Никакого аборта не будет. Если не найдут объективных причин, тебе придется рожать, но брать под опеку это…

Он хочет продолжить, но резко замолкает, заметив мое полуобморочное состояние.

— Пойдем, — ослабляет звериную хватку, подталкивает вперед практически нежно, поддерживает за плечи.

Теряю фокус, не способна оценить положение трезво. Люди расплываются бесцветными пятнами, безликой толпой движутся мимо. Действую на автомате, покорно шествую на заклание.

Просто прелесть.

Рожай на здоровье, сколько душе угодно, только ребенок ему без надобности.

Соберись, тряпка.

Выяви спасительную лазейку. Позже условия содержания ужесточат. Сейчас реальный шанс выбраться, сомневаюсь, что представится иная возможность.

Теория всегда легче практики. Мне удается абстрагироваться только лежа на кушетке, непосредственно перед судьбоносным осмотром.

Амбалы остаются за дверью палаты. Медсестра озвучивает стандартный список вопросов, ведет запись, отмечая галочки в соответствующих бланках, потом появляется врач.

Заорать? Потребовать политического убежища?

Бесполезно.

Все заранее оговорено, никто не поможет. Либо действительно не примут всерьез, либо не захотят принять. Деньги решают все. Меня легко нарежут на лоскуты или расфасуют по стерильным пробиркам прямо в этой идеальной обстановке. Ждать помощи неоткуда, надо полагаться исключительно на себя и природную смекалку.

Приступаем к процедуре УЗИ.

Между тем кипучий мыслительный процесс несколько расслабляет, заставляет обратить внимание на факты, выстроить логическую цепь из вероятных решений.

Вариант один (киношный): отпроситься в туалет на первом этаже, жалобно ныть до последнего, угрожать порчей кожаного сидения в дорогом авто. Охрана вряд ли попрется в дамскую комнату, а я развернусь на полную катушку — по старинке выбью стекло, вылезу через окно и поминай как звали.

Но если охрана таки попрет следом?

Отметаем.

Вариант два (киношно-экстремальный): убежать. В буквальном смысле стартануть с места в карьер, расталкивая локтями незадачливых прохожих, завывая благим матом.

Обречен на провал, если ты не спринтер и не герой боевика.

Еще попытки?

Вариант три (с уклоном в шантаж): схватить скальпель (или любую другую острую штуковину), приставить к яремной вене (своей собственной/врача/медсестры), банально вымогать вертолет и миллион долларов.

Жаль отбрасывать столь оригинальную затею, но подходящее оружие не попадает в поле зрения.

Захватить в заложники аппарат УЗИ?

Вариант четыре (далекий от эстетичности): имитировать припадок. Предварительно раздобыть мыло, чтобы пускать натуральную пену изо рта, отрепетировать судороги, описаться, наконец…

— Have you taken birth control pills? (Принимали противозачаточные таблетки?) — отвлекает врач от важных размышлений.

— No. (Нет.)

Иначе каким чудом попала к вам на прием?

— Аny other medications? (Какие-нибудь другие лекарственные препараты?) — не прекращает любопытствовать.

— Like what? (Например?) — туго въезжаю в суть.

— Anti-depressants, anti-psychotics, corticosteroids, (Анти-депрессанты, нейролептики, кортикостероиды,) — подробно оглашает подозрительный список.

— No, I don’t take anything, (Нет, ничего не принимаю,) — говорю машинально, перевожу затуманенный сомнением взор на фон Вейганда и уточняю: — Right? (Верно?)

Вполне способен подмешать в мою еду тяжелые наркотики. Афродизиаком баловался.

— Right, (Верно,) — подтверждает он, подходит ближе и пристально разглядывает экран УЗИ, повернутый ко мне беспристрастным задом.

— Excessive weight loss or weight gain? (Чрезмерная потеря или набор веса?) — интересуется медик.

— Well, I have lost about five or six kilos some time ago and then I gained three or four kilos during the last months, (Ну, я потеряла около пяти-шести килограмм некоторое время назад, и потом набрала три-четыре кило за последние месяцы,) — отвечаю медленно, чувствую, как потихоньку сдают нервы, и не выдерживаю: — Why do you ask these questions? (Почему задаете эти вопросы?) Is anything wrong with the baby? (Что-нибудь не так с ребенком?)