Ранняя пташка - Джаспер Ффорде

– Что вам нужно? – спросил я.

– Я друг Кики.

Кивком подозвав его ближе, я протянул ему простой картонный тубус, тот самый, который Уэбстеру предстояло спрятать в дымоходе, за считаные мгновения до того, как его арестовали. События развивались в обратном порядке, но, как я уже успел выяснить, во сне время редко движется линейно.

– Береги этот валик как зеницу ока, – сказал я, – и обязательно передай его Кики. Больше мы никогда не увидимся.

Сознавая всю напряженность момента, Уэбстер быстро удалился. Через несколько минут на улице мелькнули лучи фонариков, и в храм вошла Достопочтимая Гуднайт в сопровождении Хука и еще нескольких человек, как я предположил, из службы безопасности «Гибер-теха». Они постоянно отставали от нас на шаг. В настоящий момент Уэбстер уже спешил прятать валик.

– Где он? – спросила Гуднайт, приближаясь ко мне решительным шагом. – Что вы с ним сделали? Кому вы его отдали?

Усмехнувшись, я показал ей непристойный жест.

– Вся наша работа, – с мольбой произнесла Гуднайт, – все то, что нам дорого, все то, что мы создали. Пожалуйста, Дон Гектор, сделайте то, что нужно.

Я молча улыбнулся. Дон Гектор не должен был оправдываться за свои-мои действия ни перед кем.

– Мы выжмем из него всё, – заявил агент Хук. – Он может сопротивляться наяву, но не во сне. Нам приходилось вытягивать и более сокровенные тайны из более достойных людей.

– Синий «Бьюик», – сказал я.

– Что? – встрепенулась Гуднайт.

– Я сказал: «синий «Бьюик». Поскольку это все, что вы от меня получите. Пикник, который я как-то устроил для одного себя, на лугу с видом на реку Уай, где растет замечательный раскидистый дуб, вокруг ствола которого навалены большие валуны. Я сидел там и читал, машина стояла рядом, в переносном холодильнике вино и сыр. Вот что у меня в мыслях, и вот что будет мне сниться. И также я добавлю своих сторожей. Отрубленные руки, похожие на лишенных шерсти крыс, просто на тот случай, если вы решите проникнуть в мое сознание или пришлете вместо себя кого-либо еще. Вы от меня ничего не добьетесь.

– Взять его! – приказала Гуднайт, но я уже скрылся – вернулся на груду камней под дубом, рядом синий «Бьюик» и остатки накрытого пикника.

Я понял, что сон вот-вот закончится, когда ко мне устремился ковер колышущихся рук, по траве, вверх по камням. Я не сопротивлялся, когда они добрались до моего тела. Мне было все равно, когда своим общим весом руки опрокинули меня, и я почувствовал, как выбил зуб, ударившись о камень; мне было все равно, когда меня увлекли сквозь щели между камнями; мне было все равно, когда я начал задыхаться под землей, ощущая на груди ее тяжесть. Мне было все равно, потому что…

У меня задрожали веки, глаза открылись, в висках стучало, во рту пересохло. Какое-то кратчайшее мгновение мне казалось, что я благополучно вернулся в «Черную мелодию», но нет. Клитемнестра смотрела с выражением, которое начинало все больше действовать мне на нервы, а стоящий рядом портрет меня с телом мужа Бригитты также изменился – теперь у него был вид не любящего мужчины, а человека, которого мучит сильный приступ бодрствующего ступора.

Потянувшись, я выпил залпом стакан воды, предусмотрительно оставленный на ночном столике, затем скинул ноги на приятно прохладные половицы. Каким бы странным ни был сон, мне он доставил наслаждение. Я сотворил повествование, обладающее всеми компонентами триллера: красивая молодая влюбленная пара, работающая на подпольную организацию, тайный агент, которому угрожает смертельная опасность, пропавший звукозаписывающий валик, допрос, утрата, предательство. И я в центре действия. Быть может, это было то, что я подсознательно хотел для себя: мой затуманенный сном рассудок породил возбуждение и драматичность, которых до сих пор не было в моей абсолютно будничной жизни. Если у меня была бы еще одна жизнь, я бы полностью посвятил ее тому, чтобы спать, не прибегая к «морфеноксу», со всеми принесенными сновидениями – и сопутствующими дормитологическими рисками. Возможно, Шаман Боб и его сновидцы в чем-то правы.

Послышался стук в дверь. Я предположил, что это Аврора, и оказался прав. Левый ее глаз смотрел куда-то в сторону вправо, а правый пристально уставился на меня. От агрессивной, задиристой Токкаты не осталось и следа; Аврора вернулась в свое обычное кипучее состояние. Я испытал искреннее облегчение, увидев ее.

– Я проходила мимо, – весело промолвила она, – и решила справиться, как у тебя дела.

Я не знал, что сказать, поэтому высказал то, о чем думал.

– Я понятия не имел, что вы с Токкатой…

Аврора метнула на меня взгляд, полный боли, гнева и смятения, и я осекся на середине фразы.

– Я хотел сказать, – начал я снова, – что не знал, что вы с Токкатой… так похожи.

Аврора какое-то время смотрела на меня здоровым немигающим глазом, в то время как невидящий левый глаз вращался в орбите.

– Мы не похожи, – наконец сказала она, – ничуть, нисколечки. А эта женщина считает, что мы похожи?

– Ну… нет, – достаточно искренне ответил я.

– Вот именно. И так останется и впредь. Понятно?

– Да, мэм.

Последовавшую паузу я заполнил тем, что предложил Авроре кофе.

– У тебя есть? – спросила та. – Я имею в виду настоящий?

– Увы, нет, – с сожалением признался я. – Только «Несбит особый».

Пожав плечами, Аврора сказала, что делать нечего, и, войдя в квартиру, аккуратно закрыла за собой дверь. Сняв куртку, она бросила ее на стул и уселась за столиком на кухне.

– Как это называется? – спросила она, похлопав по столешнице.

– Наверное, «полуостров». – Я не очень-то разбирался в кухонной мебели, и меня по-прежнему сбивало упорство Токкаты и Авроры в том, что они два разных человека. – Если бы столик стоял отдельно, это был бы «остров».

Аврора задумчиво кивнула.

– А у меня столик соединяет одну сторону кухни с другой, – сказала она. – И что это – кухонный «перешеек»?

– Я бы просто назвал его столиком.

– Так я и думала. Однако логичнее было бы использовать слово «перешеек», ты не находишь?

– Наверное, да. Молоко?

– У тебя есть?

– Только порошковое, – сказал я, заглядывая в пустой холодильник.