Четвёртый Рим - Таня Танич

И пока Костик пытается стряхнуть с себя Ореста, параллельно приветствуя меня едва заметным кивком, а я в ответ пальцами показываю ему «ок» в знак того, что с его оракалом все в порядке, в дверях появляется сам именинник.

Но никак не Ромка. Снова.

Да где же его носит?! От моего первоначального страха встретиться с ним не осталось и следа — теперь я сгораю от нетерпения его увидеть.

Переместившись наверх, как и планировали, мы пьём за здоровье виновника торжества, который нежится в лучах света, проникающего сквозь большие французские окна балкона, и в обоюдном внимании Маринки и Ангелы, не напоминая больше вампира, а скорее отогревшегося и урчащего на солнце кота. Юные гостьи Ореста, избавившиеся от всякой скованности после третьего тоста за любовь, медленно и красиво-чувственно танцуют у камина, отбрасывая тени, похожие на извивающихся змей, придавая атмосфере еще больше расслабленной знойной лености. А я, взбодрившись новым стаканчиком портвейна, ползу на четвереньках к Оресту, проклиная все на свете, и собственную несдержанность в том числе, с одним намерением — узнать у него расписание Ромкиных автобусов по межгороду.

— А тебе зачем? — небрежно спрашивает он, явно наслаждаясь моим зависимым положением — я даже не скрываю, как сильно мне нужна эта информация.

— Надо! Ну, Орест, не вредничай. Ты же Ромку сто лет знаешь — что, жалко поделиться?

— Если он сам тебе не сказал, значит, жалко. Может, он сныкаться от тебя хотел, а я тут братана сдам.

— Да нет же, блин! Я просто не спрашивала! А сейчас — мне надо. Мы с ним просто… не успели договориться. Ну, честно. Это я лажанула, а теперь вот… Мне очень надо, Орест!

— Что, плющит? — с почти искренним сочувствием спрашивает Орест, видя мое состояние, близкое к истерике.

— Ещё как, — просто и легко признаюсь я. Да что толку скрывать правду от кого-то и от самой себя. Если только Ромка не приедет сегодня, я на стенку буду готова лезть от тоски и отчаяния.

— Ладно, не психуй, — добродушно соглашается он. Видимо, выгляжу я очень задергано, раз даже Орест сжалился надо мной. — Насколько я помню — там два автика от него. Один — по прямой — это пять часов езды. Другой — с заездами и во-от таким крюком, а это все восемь часов. И знаешь, что самое западло?

— Что? — сейчас я готова к любым коварным поворотам судьбы.

— Что прямой едет в семь утра — а Ромыч, сама знаешь, неподъёмный в такое время. А тот, который подольше — тот в десять. Так что, если не проспал и его, то чешет он к нам, как раз сейчас подъезжает. А если…. О! А, может, это он! — важно поднимает палец вверх Орест в ответ на резко задребезжавший внизу звонок, спьяну забыв главное правило этого дома — звонить могут только построение.

Следующие несколько минут среди нас царит паника — все носятся из угла в угол, тайком выглядывая из окон, пытаясь понять, кого же этот сюда принесло. Варианты возникают самые нерадужные — от представителя хозяина, который никогда ни за что не должен увидеть, что случилось с жилплощадью его патрона, до полиции, которую наслала таки соседка-истеричка из дома напротив.

В конце концов, слегка успокоившись, решать проблемы вниз уходит самый трезвый Костик, и возвращается минут через десять, злющий как черт, и сходу требует выпить.

— Гарипов, блядь! — злобно рычит он, опрокидывая в себя целый стакан крепкой наливки. — Последний раз тебя, козла, отмазываю! А где он, кстати?! Его же заказчик приходил, не мой! Еле выпроводил, еще и своих бабосов пришлось отвалить, чтоб рот заткнул!

И тут мы внезапно вспоминаем о вчерашних угрозах Ромкиного заказчика, которому он должен был сдать в крайний срок какую-то работу. Но ни Ромки, ни работы здесь нет, и все начинают сетовать, какой он раздолбай, а заодно вспоминать свои аналогичные случаи и как кого кто отмазывал — и я понимаю, что в их кругах такие проколы не считаются чем-то преступным.

— Да ладно, ребзя, все проёбываются! — примирительно подводит итог Маринка. — А каждого из вас Ромео сколько отмазывал! Тебя, Костян, от жены твоей, между прочим, раз пять!

— Ну, было дело, да… — скромно потупив глаза, соглашается Костик, запивая свою грусть-печать новым стаканом крепкой настойки.

— И со мной пару раз было. Вот запланируешь все, вроде вообще без проблем должно быть — а какая-то фигня все равно помешает! Я так заболела была перед самой сдачей курсача — так Ромео за меня проект коттеджа доделывал. В программе, которую на ходу осваивал — бля, я помню как он матерился! У меня тогда температура под сорок была, я вообще ничего не понимала, что происходит — но это до сих пор это помню. И доделал же! Я даже на пятерик сдала!

И пока все смеются, вспоминая свои проколы и то, как на помощь им пришёл кто-то из друзей, я вдруг отчётливо и ясно понимаю — он здесь. Я чувствую это спинным мозгом и кончиками нервов, напрягшихся внезапно до звона в ушах, до резко вспотевших ладоней и сухости во рту.

Оборачиваюсь в направлении входа и вижу его, стоящего, прислонившись к угловой стене и спустившего дорожный рюкзак с плеч. Ромка проник в дом, открыв двери своим ключом и поднявшись с первого этажа тихо и незаметно, в отличие от заказчика, приходившего по его душу.

— Привет, — увидев его, беззвучно шевелю губами я, даже не пытаясь выдавить из себя подобие ещё каких-то слов. Вокруг продолжается бурное обсуждение всяких проколов, этот шум сьедает и поглощает всё, в том числе и мой голос, но это неважно. Совсем неважно сейчас.

Потому что Ромка идёт сюда, к нам, бросив рюкзак у входа, и я, все еще не понимая, что делаю, автоматически поднимаюсь с пола, на котором происходят посиделки вокруг столика с кальяном, выпивкой и закусками.

— О-о! Кто явился!

— Ромыч! Здорово!

— Вот ты везучий, засранец! А пришёл бы на пятнадцать минут раньше — влип бы по самое не могу!

— Тут по твою голову уже приходили!

— Да, вот прикол, как чуйка работает!

Я очень боюсь, что он поведётся на эти разговоры, начнёт дурачиться или хохмить в своём стиле, выкинет какой-то фокус — например, просто пройдёт мимо, или сделает вид, что ничего не было, что мы вообще не общались с ним в последние дни.

Но от того взгляда, который он бросает на меня, я вздрагиваю, сразу же всё понимая. Нет, он не будет играть или дурачиться.

Он чувствует то же, что и я.

— Здорово, Никитос. С днём рождения. Торчу тебе подарок, так что жди, — и без объяснений хватая меня за локоть, тащит за собой через весь праздничный «стол» к балкону — я едва успеваю перепрыгнуть через стоящую на полу открытую бутылку коньяка. Краем глаза замечаю недоуменные взгляды собравшихся — никто не может понять, чем я так успела его выбесить. У Ромки сейчас такое лицо, что со стороны это выглядит так, будто мы выходим с ним на разборки.

— Эй, Ромео, ты… О-о, кто-то попал, прощай, подруга, — слышу я Маринкин голос, и он ещё несколько секунд заучит у меня в голове — абсолютно пустой голове.