Русич. Перстень Тамерлана - Андрей Посняков

– Нет, эмир, – осмелел Раничев. – Думаю, такого камня вообще не существует.

– Значит, я зря готовлю поход в Индию.

– Почему же? Этот поход будет удачным. Как и разгром Баязида.

– А Тохтамыш? – ненавидящим шепотом поинтересовался эмир.

– Вы с ним помиритесь незадолго до смерти обоих.

– Что?! – Тигриные глаза повелителя вспыхнули гневом.

– После разгрома Орды Тохтамыш не представляет никакой опасности, – поспешно добавил Раничев и попал в точку.

Тимур неожиданно засмеялся:

– Это уж точно, не представляет. Хотя позволь это решать мне. Говорят, ты еще и музыкант?

Раничев с готовностью скинул с плеч чанг:

– Сыграть?

– Позже. – Эмир поднял руку. – Что ж, я услышал от тебя то, что и ждал… Кроме, может быть, одного… – Он вздохнул. Потом насмешливо сверкнул глазами: – Скажи, почему я не спрашиваю – кто ты?

– Думаю, потому что знаешь. – Иван спрятал улыбку.

– Да, знаю. Ты урусут, странствующий артист, сражался – и отважно – против моих войск и был пленен верным Энвером.

– Поистине, повелитель, ты и сам можешь быть предсказателем, – польстил Раничев.

Эмир задумчиво смотрел на него, и Иван вдруг понял, что сейчас, вот именно в эти мгновения, решается его судьба. Жить – или умереть. Вряд ли Тимур оставит в живых человека, знающего дату его смерти. Если поверил… А он, кажется, поверил… Или – просто хотел верить?

– Ты – необычный человек, – покачал головою Тимур. – И похоже, совсем не боишься меня… я бы даже сказал – разговариваешь на равных, что уж и вовсе непозволительно… Молчи! Все так и есть. Уж поверь, я неплохо знаю людей. Что же с тобой делать?

Эмир вновь задумался, устремив рассеянный взор в потолок. Потом посмотрел на Раничева.

– Может, у тебя есть ко мне какая-нибудь последняя просьба? – зловеще произнес он.

Иван сглотнул слюну:

– Есть. Я хочу отыскать своего старого врага, человека со шрамом; говорят, он где-то здесь, в Мавераннагре. Его зовут Абу… Абу… – От волнения он забыл даже имя.

– Абу Ахмет! – подсказал вдруг Тимур, и глаза его вспыхнули яростью. – Знай же, кяфир, что это и мой враг! Он давно хочет погубить меня… Но в Мавераннагре его нет – он успел опять бежать от моих верных людей к Тохтамышу… а может, и к московскому хану Василию… – Эмир задумался, и гнев в желтоватых глазах его неожиданно сменился радостью.

– Ты! – Он устремил в грудь Ивана указательный палец. – Ты отыщешь его! В улусе Джучи, у булгар или урусутов – отыщешь, где бы он ни был. Даю тебе на сборы сутки – мои нукеры проводят тебя до самых границ улуса Чагатая. И… проси, что тебе нужно сейчас! Красивейших женщин, золото, развлечения…

Раничев почти не слушал, он не отрываясь смотрел на перстень на правой руке эмира, красивый, со сверкающим гранями изумрудом… тот самый…

– Перстень! – С ужасом вырвалось вдруг у Раничева.

– Перстень? – удивленно переспросил Тимур. – Какой?

– Тот, что на правой руке. Без него я не смогу разыскать Абу Ахмета.

– Что ж, забирай, – покладисто согласился эмир, снимая кольцо с безымянного пальца. Повертел в руках, вдруг улыбнулся:

– Лови!

Поймав, Раничев поклонился с искренней благодарностью, идущей от самого сердца.

Ровно через сутки Иван под видом приказчика бухарского купца Сами Новруза покинул Самарканд вместе с большим караваном, груженным драгоценными тканями, оружием и золоченой посудой. Вот здесь-то, покачиваясь на горбе верблюде, он наконец-то осознал, что счастливо вырвался из лап смерти, коей его, несомненно, предал бы Тимур из-за слишком специфических знаний. Предал бы, если б не Абу Ахмет… Выходит, человек со шрамом, сам не зная того, спас Раничева от гибели? Да, выходит так… Иван усмехнулся: однако…

Под мерное покачивание верблюда хорошо думалось. Раничев вспомнил вдруг дом, далекий-далекий, музей, друзей, Владу… Наверное, та уже и забыла про него, ведь сколько прошло времени? Почти год. И ни весточки никакой от Ивана, ни – тьфу-тьфу-тьфу – могилки. Пропал без вести, так сказать – ушел и не вернулся. Он украдкой потрогал амулет на груди – глиняный, неприметный – именно туда Иван запрятал перстень, для того и посылал Халида к гончарам, а уж те постарались.

В голом безоблачном небе жарко светило солнце, отражаясь в наконечниках копий охранявших караван воинов. Переждать жару остановились в ближайшем оазисе – с тенистым садом, колодцем и караван-сараем, тронулись в путь лишь после полудня, уже почти вечером. И снова потянулись с обеих сторон желтые пески, кое-где перемежавшиеся саксаулом, лишь по левую руку зеленела иногда узенькая долина Джейхуна.

Неплохо все вышло – обмахиваясь сорванной с дерева веткой, думал Раничев. И сам жив остался, и к цели приблизился неимоверно! Совершили успешный побег друзья – Ефим с Авраамкой; где-то они сейчас? Наверное, все-таки в Москву подались; Салим вот остался жив – и тоже непонятно сейчас – где? Наверное, в Самарканде – развлекает народ на базарах – жаль, не зашел… так ведь и не пустили б его слуги Энвера. Ладно, главное, что жив… Эх, Салим, Салим… Раничев услыхал вдруг какой-то звук, словно бы кто-то колотил лопатой о камень. Отбросив ветку, вытянул шею…

Слева от идущего каравана полуголые рабы под присмотром вооруженных гулямов копали канал. Жалкие, обреченные на смерть люди, тощие, словно скелеты. Мускулистые надсмотрщики в грязных тюрбанах нещадно колотили зазевавшихся невольников плетками. Доставалось всем – только стон стоял вокруг. Иван покачал головой – не одобрял он подобного зверства, хотя с другой стороны – стройка есть стройка. А экскаватор еще не изобрели.

Звеня колокольчиками, караван важно прошествовал мимо. Рабы украдкой смотрели ему вслед и вздыхали. Один из них – изможденный старик – вдруг надсадно закашлялся и чуть было не упал, харкая кровью. И упал бы, и был бы забит до смерти, если б не сосед – молодой парень, почти мальчик. Бросив кетмень, тот поддержал бедного старика… И тут же сам получил плетью от подскочившего надсмотрщика.

– Работать, черви!

На коричневой спине юноши змеилась свежая кровавая полоса. Закусив губу, он, не дожидаясь следующего удара, быстро подхватил кетмень…

– Так-то лучше, – удовлетворенно кивнул надсмотрщик и отправился дальше, лениво выбирая очередную жертву.

– Да сохранит тебя Аллах, Салим, – пробормотал старик. – Только зря ты это – я все равно скоро умру.

– Не говори так, усто, – возразил юноша, откидывая назад длинные, спутавшиеся от грязи и пота волосы. – Я убегу отсюда, усто, вот увидишь, – чуть слышно прошептал он, сверкнув миндалевидными, вытянутыми к вискам глазами. И снова получил удар плетью – за то, что болтал.

Сверху немилосердно палило солнце.

Совсем в другой стороне, в сотне фарсахов от строящегося канала, неспешно шел караван известного магрибского работорговца Абузира ибн Файзиля. Напрасно вертела головой Евдокся, высматривая знакомые места, караван шел вовсе не на север, не в Булгар и не в урусутские княжества. Нет, путь его лежал далеко на юг, к работорговым рынкам Басры. Не знала того Евдокся, но вскоре должна была догадаться. Ибн Файзиль, кутаясь в джелаббу, искоса посматривал на девушку, прикидывая – стоит ли уже посадить ее в клетку иль пусть пока потешится мнимой свободой? Эх, Евдокся, Евдокся… Закрыв глаза, видела она родной дом, широкую реку с плывущими по ней ладьями, золотые купола церквей да белоствольные ряды березок. А вокруг тем временем кричали ишаки, ревели верблюды и знойный ветер швырял в лица караванщиков горячий песок пустыни.