Великая война и Февральская революция, 1914–1917 гг. - Александр Иванович Спиридович

я доложил обо всем разговоре с Хвостовым. Я доложил об его открытии, что Распутин немецкий шпион. Я особенно упирал на то, что у меня с Хвостовым нет никаких иных отношений, кроме официальных. Его сведения о причастности Распутина к шпионажу требуют немедленного разъяснения и обследования. Ведь Распутин иногда посещает дворец. Генерал Воейков слушал очень внимательно. Он при мне же вызвал одного из высших чинов своей канцелярии и приказал немедленно же, сославшись на доклад генерала Спиридовича, запросить официальным письмом министра внутренних дел: какие у него имеются данные о причастности Распутина к шпионажу и какие он, министр внутренних дел, принял по этому поводу меры. Хвостов ответил дворцовому коменданту, что никаких сведений о причастности Распутина к шпионажу у него не имеется, что, очевидно, генерал Спиридович что-то не понял или перепутал, почему и произошло видимое недоразумение. Воейков удовольствовался ответом. Он понял все и даже не осведомил меня о нем.

Но после революции, когда генералы Спиридович и Воейков сидели арестованными в Трубецком бастионе Петропавловской крепости, это обстоятельство было обследовано одним из следователей Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, так как в бумагах Воейкова нашли ту переписку. Меня, Воейкова, Хвостова следователь допрашивал. Расследование лишь подтвердило вздорную болтовню Хвостова. В свое время эта клеветническая болтовня министра, лидера правой фракции Государственной думы, принесла много вреда.

27 февраля, в субботу, отговев на первой неделе Великого поста, их величества с детьми причащались в Федоровском соборе. Все они причастились на солее, как обычно, перед царскими вратами. Когда же отец Василий вернулся со святыми дарами в алтарь, он причастил стоявшего в алтаре в течение всей обедни Распутина. До службы он был проведен туда ктитором собора полковником Ломаном, который даже не предупредил о том дворцового коменданта.

После службы, по переданному через полковника Ломана приглашению, Распутин был проведен во дворец для беседы, где и принес поздравление царской семье. Его угостили чаем. О факте причащения Распутина за одной службой с их величествами узнали, конечно, в Петрограде, и досужие сплетники или сплетницы исказили то, что было. В некоторых светских гостиных с ужасом передавали, что в отсутствие государя царица и Вырубова причащались с Распутиным при какой-то особенной обстановке. Сенсационную сплетню принесли даже иностранным послам.

Сам же Распутин, вернувшись после причастия из Царского Села в Петроград, с гордостью рассказывал о причастии за одной службой с государем. Как поздравлял царскую семью и как за чаем просил государя защитить его от Хвостова, который хочет его убить. Государь успокаивал Григория (как он называл его) и сказал, что предполагает уволить Хвостова от должности министра внутренних дел. Сенсационная новость дошла до Хвостова, он полетел к Штюрмеру и убедил его начать действовать, дабы старец уехал на родину. В его отсутствие Хвостов надеялся вновь упрочить свое положение. По совету Хвостова Штюрмер решил воздействовать на Распутина через митрополита Питирима.

1 марта государь ездил, по обыкновению, в Петропавловскую крепость на панихиду по деду, убитому революционерами, императору Александру II. После панихиды дворцовый комендант предложил мне сесть с ним в автомобиль. Он был встревожен тем, что делается в Петрограде, и просил меня по отъезде государя остаться в Петрограде и разузнать, что происходит около Хвостова. Я подумал, что, видимо, генерал говорил с государем. Что-то поколебало его спокойствие и самоуверенность, которая так не нравилась царице.

Едва я успел вернуться домой, проводив его величество, как зазвонил телефон. Белецкий и Мануйлов разыскивали меня и желали срочно повидаться. «Это очень кстати», — подумал я и просил их приехать. Через полчаса они оба были у меня и привезли с собой близкого митрополиту человека, его секретаря Осипенко. Возбужденный, веселый, одетый с иголочки Штюрмер приезжал в лавру к митрополиту. Туда же вызвали Распутина, которого привез Мануйлов, исполнявший с этого времени, по поручению Штюрмера, роль начальника охраны Распутина. С уходом Белецкого Комиссаров был устранен. Началась беседа. Штюрмер стал уговаривать Распутина уехать на время из Петрограда. Распутин вспылил и стал кричать на Штюрмера:

— Вот ты каков! Вот ты каков! Мне Папа и Мама приказали здесь оставаться, сами приказали, а ты меня гонишь. Ты заодно с убийцами… Не поеду, слышь, не поеду…

Распутин бегал как бешеный.

— Убить меня хотите по дороге. Как тогда. Всех моих друзей арестовать хотите… Не поеду. Папа, Мама приказали остаться, и останусь. Останусь… А ты, старый, слышь — смотри, сам к весне полетишь… Я тебе, старому, покажу!..

Штюрмер пытался успокоить разошедшегося старца. Митрополит крестился и шептал какую-то молитву. Распутин носился по комнате и продолжал кричать на Штюрмера. Успокоившись немного, попросил у владыки перо, бумагу и чернила. Осипенко принес все. Усевшись за столом и поставив на бумаге крест, Григорий заявил, что пишет письмо самому Папе. Он просил государя «защитить его от убийц», просил «гнать всех убийц вон». Письмо вложили в митрополичий конверт и с нарочным, от имени митрополита, отправили в Царское Село его величеству.

Засунув руки в карманы шаровар, Распутин широко шагал по комнате, а затем, уставившись на Штюрмера, снова стал кричать на него и, наконец, схватив за рукав Мануйлова, с криком: «Пойдем, ну их!» — выбежал из зала. Штюрмер бросился за старцем. Все стали успокаивать его, уговаривать остаться. Он и остался было, сел, щипал бородку, но вдруг решительно встал и уехал с Мануйловым домой.

Живой, с интонацией и жестами, рассказ Мануйлова подтверждал кивками и вставками нескольких слов Осипенко, бывший свидетелем всей сцены. Белецкий кивал, поглаживая бородку. Когда рассказ кончился, Белецкий мерным, бархатным голосом стал утверждать, что Хвостов сильно сплетничает по городу, не щадя их величеств, и всюду афиширует то, что его, мол, поддерживает генерал Воейков.

Белецкий просил меня во имя старой дружбы(?!) доложить обо всем этом генералу Воейкову и предупредить его, насколько сильно компрометирует его сейчас Хвостов. Я обещал доложить все слышанное, не ручаясь, конечно, за результаты. Гости уехали.

Повидав еще кое-кого, я протелефонировал генералу, [чтобы узнать,] когда смогу его видеть. Он просил встретить его на вокзале, так как он едет обедать к тестю. Мы встретились. Он взял меня в автомобиль. Я сделал ему доклад и особенно подчеркнул то, что Хвостов слишком связывает себя с ним. Расставшись, я вернулся на петроградскую квартиру. Вскоре мне протелефонировал некто X., деловой и почтенный человек, прося разрешения приехать с Григорием Ефимовичем. Он подчеркнул, что это «по срочному и нужному делу». Я был очень удивлен и ответил, что жду их. Я знал, что X. ведет с Распутиным дела, но только не по политике. Велел приготовить